Мы медленно брели по краю поляны. Вышли на берег речушки и пошли вверх по течению к недалекой опушке.
– Видите ли, мой друг, я поразмышлял над вашим определением рабства и пришел к выводу, что являюсь самым настоящим рабовладельцем. А это противоречит моим убеждениям. Вы сказали, цитирую: «Рабство, это невозможность выбора положения, не худшего того, в котором находишься». «Не худшее», я так понимаю, – либо равное, либо лучше. Так вот, мои девочки находятся именно в таком положении. Я забочусь о них, плачу им жалование, обеспечиваю физическую э... гармонию. Ну и душевную, конечно. Обучаю хорошим манерам. Где они смогут встретить такое же или более предпочтительное отношение к себе? Таким образом, они рабыни, а я – рабовладелец.
Я не смог сдержать смеха. Тоже мне Аристотель. Эх, надо было его этим греком обозвать, а не Моншером. Антори настороженно наблюдал за мной.
– Мой друг, вы загнали себя в капкан логических построений. Примерьте данный силлогизм на властительного монарха. Что до ваших девушек, уверяю вас, они столь же рабы, сколь и вы сами. Они заботятся о вас, дарят любовь и ласку, внимают вашим словам с безмерным почтением, стремятся предугадать любое желание. Разве вы сможете отыскать что-либо лучше этого? Таким образом, они рабовладелицы, в собственности которых есть общий на трех женщин раб. А если и они, и вы – рабы и, одновременно, рабовладельцы, значит вы ни то, ни другое. Совершенно другой случай. Семья.
Магистр слабо улыбнулся.
– Где-то здесь чуется логический изъян. Я подумаю над вашими аргументами. Властолюбивый государь конечно же не раб трона. Абстрактных рабовладельцев не бывает. А насчет семьи... Виконтесса сообщила мне, что Кира, это мать, и Мира, старшая дочь, понесли. Для меня эта весть оказалась сильным потрясением, несмотря на все веселье леди Уайды.
Вот как? А я-то и не заметил. Нет привычки глазеть на чужих женщин.
– У меня никогда не было детей, – продолжил Антори, – так что я пока не приноровился к такого рода ответственности. Я мог бы поступить традиционным для дворянина и служанки способом, но они мне не служанки. До сих пор полагал, что они рабыни поневоле, хотя вы поколебали это суждение. Да и не лежит душа отдалять от себя женщин, в которых пробудилась зачатая мною крупица жизни.
– Мой методичный друг, не усложняйте себе жизнь столь скрупулезными размышлениями. И удивляйте нас бесценными словесными находками, такими как «рабыня поневоле». Я рад за вас, Киру и э... Миру. Новая жизнь, это всегда счастье. Но обязан упрекнуть. Налицо недостаточное осеменение младшей девчонки. Недоработка, мон шер!
– Мой друг, вам бы только ерничать и издеваться над несчастным магом. А между тем...
В душе обругал себя за легкомысленные интонации.
– Дружище, у меня и в мыслях не было причинять вам боль. Если вам так показалось, простите глупца. Все, что я говорил вам, было сказано от чистого сердца. Вы не злитесь на меня?
– Мне никогда не удастся рассердиться на вас, мой игривый друг. Достаточно хорошо знаю ваш задорный нрав. Сейчас меня пленяет то, что девочки... в общем, они отставили в сторону принцип возвратности. Они просто беззаветно любят. И не требуют гарантий или защиты. Это меня глубоко трогает. Я никогда не встречался с подобной ситуацией.
Я понятливо вздохнул. Приобнял друга за костлявые плечи. Мы двинулись в обратный путь. Он задумался о чем-то, а потом произнес:
– А вы знаете, я обнаружил у мальчишки огромный талант к магии огня. Когда он смотрел на пламя костра, большая часть язычков поворачивалась в его сторону, независимо от направления ветра. Даже у меня в его возрасте такого не случалось. И я доволен, что он мне симпатизирует не меньше, чем моим э... женщинам.
Антори совсем раздумал обижаться на мои дурацкие замечания.
– Дела обстоят исключительно оптимистично! Сколько замечательных событий в вашей жизни. Мои сердечные поздравления. Стоит отметить, что в его возрасте вы не смогли бы так намерзнуться, как выпало на долю несчастного малыша. Ведь по вашей теории, холод – лучший стимулятор таланта мага огня. Как зовут мальчика?
– Он не помнит. Виконт говорит, что воспоминания малыша в основном наполнены бегством. От людей. От едкого дыма пожаров. От волков. Он необычайно ловко взбирается на деревья, как я заметил, когда смог оторвать его от Киры и прогуляться по окрестности. Она говорит, что хотела бы иметь такого ребенка.
– Ничто не препятствует вам усыновить мальчика. Будет и сын, и ученик.
– Вы думаете? – магистр пытливо взглянул на меня. – А если отыщутся живые родители?
– Тогда появится проблема, которую придется тогда же и решать. А пока ее нет.