– В тот момент я задрожал, аки лист осиновый, – испуганно вскричал Жека. – Вдруг его перст указующий обратится в мою сторону. Я там много чего набедокурил. Но, вот его величеством быть не желаю! Ни за что!
Анниэль и Жасмин кинулись утешать страстотерпца. Моментально привели в чувство.
– Мне тоже померещилось нечто подобное, – заметил пламенный магистр. – И с теми же опасениями.
Ну уж ему-то, окруженному нежными телами будущих матерей, успокоиться было нетрудно. Впрочем он и не волновался.
Жека продолжил:
– «Историческим выбором монарха нашей державы является...», перст регента вознесся ввысь, – его сиятельство показал как. – «Виконт Гур эп Ромсан! Господин виконт, если вы согласны принять королевство под свою длань, я буду счастлив немедленно принести вассальную клятву вам как верховному сюзерену!»
Кошмар! Мужа выдвигают в короли! А зачем это ему надо? Жека гундосил дальше:
– Все местные, как и Багнато, преклонили колено и уставились на батю. Ждали решения. Батя думал. Представляю ход его мыслей. Он ведь масштабный политический деятель, а поэтому сразу стал оценивать возможные выгоды и убытки. Орден Знающих получит небывалый авторитет и влияние. Создаст там несколько обителей. Привлечет в королевство орден Верных для строительства современной армии. С соседними королевствами установятся исключительно дружественные отношения, потому что их монархи питают к бате огромное уважение...
– Я тоже тогда перепугалась, – призналась сестричка, прервав графские разглагольствования. – Вглядывалась в любимого мужа и ждала, что же он скажет. Все было так необычно и торжественно. Он невозмутимо смотрел на окружающих, как будто ему не в первый раз предлагали королевство. Затем произнес лишь одно слово: «Согласен». У меня даже слезы выступили.
Все замолчали, находясь под впечатлением услышанного.
– Кстати, Жека, ты осознал, что как старший сын короля ты становишься главным наследником престола? – невинным тоном, как бы между прочим, поинтересовалась Уайда.
– Что?! – возопил «претендент на корону».
Неимоверный ужас исказил симпатичную мордочку принца. Анниэль охватила голову его высочества и, успокаивающе баюкая ее, объяснила, что не отпустит его на эту должность, так что уже может не бояться. Останется простым обычным графом, а не каким-то там принцем. Поймав взгляд Уайды, гневно сверкнула глазами. Ох и язва же моя сестричка! Когда милый узнает о выходке, а это непременно произойдет, не миновать ей очередного битья попки. Королева, стыдливо потупившись, начала подлизываться к подруге и извиняться за несдержанный язык. Всплакнула, обещала навечно стать кисонькой, даже кисуленькой, и больше не пугать наилучшего из всех сиятельств на свете. Анниэль, не выдержав, рассмеялась и простила нашу легкомысленную младшенькую.
По окончанию переполоха магистр поведал, что произошло дальше. Регент подписал указ о новом короле. Объявил этот день государственным праздником. Гвардия и двор в едином порыве принесли присягу нашему мужу. Сияющий от счастья барон Багнато засобирался было домой, однако его величество Гур Первый не принял во внимание намерения бывшего регента и назначил того сенешалем королевства. А Уайда Первая отправилась в поместье Тасно, чтобы отвезти меня, Майту Первую, маленьких принцев и принцессу в новый дом.
Королевский дворец.
От автора
Всякий изучающий историю народных бедствий может убедиться, что большую часть несчастий на земле приносит невежество. Гельвеций
Историческое «варварство», которое так ярко сказывается сейчас кругом, заставляет иногда отчаиваться в будущем России и русского народа. Вернадский
Документ представляет собой объявление позиции, имеющейся у автора и в определенной степени изложенной в дилогии.
Некоторые ее читатели, к счастью немногие, упрекали меня в том, что я, мол, уделил избыточное внимание плотской любви. Меня каждый раз безмерно раздражали подобные обвинения, к тому же сопровождаемые завуалированным намеком, что я, дескать, «повернут» на данном пунктике. Претензии объясняли тем, что перед описанием постельной сцены я не проводил развернутого (нудного) обоснования взаимного влечения будущих любовников, развития их отношений (в десяти страницах или главах, кто как сумеет), приведших наконец к долгожданному катарсису. Так, дескать, принято в любовной литературе, так нужно описывать эту сторону жизни, а отказавшись от традиционного метода я нарушил канон.
Между тем, я совершил указанный отход вполне сознательно, рассуждая следующим образом. Плотское влечение является следствием одного из основных инстинктов, неосознанным стремлением к продолжению рода. В отличие от прочих, таких как утоление голода и жажды, оно начинает проявляться лишь в пубертатном возрасте, то есть гораздо позже момента рождения. В его (инстинкта) бурном становлении подросток, превращающийся в юношу или девушку, уже обладает вполне развитой психикой и воспринимает появляющиеся желания если не с паникой, то весьма настороженно. И тут социум предлагает незатейливую модель поведения. Нужно, мол, не пытаться узнать в зависимости от пола, что у девчонок под юбкой, или у мальчишек в штанах, а выбрать объект влечения и долго (и нудно) «дружить» с ним, надеясь на будущий приз в виде акт(а/ов) соития. Тем самым навязывается сакрализация физической любви, проще говоря секса, как чего-то святого и труднодостижимого. Вот эта культовость меня и не устраивает. Мне очевидно, что с того момента, когда подсистема гормональной поддержки инстинкта размножения выходит на крейсерский режим, потребность в сексе становится столь же естественной, пусть и более сложной, но все же обыденной, что и желание утолить голод. Такое объяснение уводит нас в сторону от попыток сочинения сонетов а-ля Петрарка. По моему мнению, трепетать перед несбывшимся столь же нелепо, сколь воспевать панегирик тарелке дымящегося борща вместо его поедания. Хотя восторженное приятие яств и представлено в литературе, но авторами, уже познавшими толк в гастрономии, и лишь в качестве возбудителя аппетита. На мой взгляд, с сексом нужно поступать аналогично. То есть любовные отношения должны начинаться с него, в качестве затравки.