– Обязательно передадим, сэр Андо. Если столкнемся, – согласился Жека. – Однако нам с отцом показалось, что эти дворяне отнюдь не производили впечатление обедневших.
Граф рассмеялся и погрозил нам пальцем.
Жека. Принуждение
Насилие – последнее убежище некомпетентности. Азимов
Трудно и похвально – прожить жизнь справедливо, обладая свободою творить несправедливость. Платон
Такие люди как граф Андо сразу вызывают безотчетное доверие. Первое, что в них замечаешь, это – искренность. Они не лгут, потому что ложь оскорбляет их достоинство. Верность между словом и делом сплачивает вокруг них друзей и соратников, делая их еще сильнее. Оказывается, Гур что-то слышал о графе. Припомнил, что тот, вроде бы, решил исход битвы в далекой войне, отчаянно атаковав фланг противника небольшим отрядом гвардейцев.
Неон держал ровную рысь, отставая на локоть от неутомимого Уголька.
Папаня, – я, только куражась, мог так обращался к бате, – Ты почему надеваешь кольчугу, если в состоянии парировать любые нападения магией воздуха?
Гур усмехнулся, оценив мою иронию.
– Сынуля, – от едкости интонации можно было заряжать аккумулятор, – не все такие информированные как ты. И я не желаю попусту провоцировать негодяев. У нас найдутся дела поважнее.
Мы замолчали. Тишина на пустынной дороге теперь нарушалась лишь ритмичным топотом копыт и поскрипыванием сбруи. Батя мерно покачивался в седле, прикрыв глаза. Восходящее к зениту солнце отражалось светлыми бликами на блестящем черепе, кожаных наплечниках колета Гура и буграх переливающихся мышц его лошади.
Внезапно батя повернулся ко мне и гаркнул:
– В галоп!
Я немедленно хлопнул Неона перчаткой по шее и мы рванулись вслед предводителю. Что случилось? Должно происходить нечто серьезное, судя по его реакции. Впереди, быстро приближаясь, показалась телега, стоящая у обочины тракта, вокруг которой двигались какие-то люди. Кто-то лежал в траве, а над ним взвивалась искрящаяся змейка кнута. Донеслись крики, рыдания и пронзительный женский визг. Так! Пятеро крепких мужчин избивали плетьми нескольких людей, опрокинутых на землю. Несчастные пытались прикрыть лица и мычали от боли. Кровь на руках проступала багровыми полосами.
– Отставить! – зычно рявкнул Гур.
Экзекуторы обернули к нам свирепые лица. Но плетки опустили. Одеты в наряды дружинников барона. Визг не прекращался. В отдалении от телеги здоровенный бугай в рыцарском колете навалился на девчонку, пытаясь задрать юбку. Та истошно вопила, иногда полузадушенно, и отчаянно трепыхалась. Слышны были ругань и звуки пощечин.
Я пронесся мимо телеги в направлении к насильнику. Соскочил с лошади и, подбежав, изо всех сил врезал окованным носком походного берца по объемному пузу. Негодяй слетел на землю. Завыл, держась за живот и скрючившись. Надеюсь, его печень с энтузиазмом восприняла проверку на прочность. Взглянул назад, что там происходит у телеги? Экзекуторы лежали на земле мордами вниз. Над ними величественно возвышался батя. Он у меня титан!
Перевел взгляд на мерзавца. Рядом девчушка на коленях отползала от грузного тела. Лет шестнадцати, а то и меньше, фактически подросток. Под глазом виднелся внушительный кровоподтек. Слезы не переставая капали на землю. Ее мучил кашель, видимо удары пришлись не только по лицу. Я присел рядом:
– Все, милая, успокойся, этот дядя больше никогда не будет тебя обижать. Я его уговорю.
Положил ей руку на лоб, пытаясь определить повреждения. Да, три ребра треснуло. Скрипнул зубами. Встал, подошел к негодяю и собрался повторить педагогическую процедуру, но уже в пах.
– Жека, прекрати! – послышался суровый окрик отца.
Я повернулся к нему и возмущенно заорал:
– Этот гад пытался изнасиловать девчонку, практически ребенка! Бил ее, сволочь! Ребра повредил!
– Жека, не пачкай душу грязью жестокости, – он подошел ко мне, взглянул на скрюченное тело воющего насильника. – Я видел в своей жизни много гораздо худшего. Разграбленные селения, трупы женщин с разорванными телами. На свете немало нелюдей. Но я никогда не пытался ответить зверью мучениями на мучения. Просто убивал. И тебя прошу навсегда забыть о возвращении страданий.
– Хорошо, батя, – обещал я, покоренный внутренней страстью его отповеди, пробившейся сквозь обычную сдержанность.
– Вы кто такие? – прохрипел лиходей. – Как посмели напасть на рыцаря?
– Ты не рыцарь, – холодно ответил Гур. – Ты вонючая слизь на чешуе гнилой рыбы. Встать!