Захар резко остановился и выкинул вперед руку с растопыренными пальцами. Прошка тоже замер, вытаращив глаза еще больше. Потом старик понизил голос и громким шепотом произнёс.
— А нет барина нашего… Исчез…
Ну е-мое… Как же его тянет в драматические этюды.
— А молний, батюшка, никаких не было. Говорящих лошадей или этих… метеоритов…чем бы оно не было, прости Господи…так того не видали.
— Да-да, барин! — торопливо подхватил Прошка, глядя на меня с неподдельным ужасом и состраданием. — Может, лекаря полкового все же кликнуть? А то вы бледный какой-то сегодня, и говорите… так чудно. Словно и не вы это вовсе, а кто другой вашими устами молвит.
'Бинго!" — мысленно щелкнул я пальцами, — «Словно не вы это». Пацан, сам того не ведая, попал в самую точку! Он даже не подозревает, насколько прав.
— Лекаря, говоришь? Да нет, вроде не нужно… Просто… все так странно. Будто я… спал очень, очень долго, и все вокруг изменилось до неузнаваемости.
Захар и Прошка растерянно переглянулись с таким видом, будто без слов обсуждали, не пора ли бежать за верёвками, дабы связать барина. Или всё-таки пора звать священника.
Стало окончательно ясно: от этих двоих я правды о своем «путешествии во времени» не добьюсь. Для них единственное возможное объяснение моему состоянию — либо горячка от ночевки на сквозняке в конюшне, либо очередная несусветная блажь их барина Бестужева-Рюмина, начитавшегося непонятных и вредных для православной души книг.
— Барин, да вы не печальтесь, — шепотом заверил меня Прошка. — Если причина вашего состояния поручик Орлов, так дело известное, он тот еще забияка. Со всеми так. Прошлого четверга чуть не застрелил Глинского за то, что тот его лошадь «клячей» обозвал.
— Да уж, — вздохнул Захар. — Только вам, Петр Алексеевич, с ним связываться не след. Вы ведь и стрелять-то не умеете…
— Как это не умею⁈ — возмутился я, хотя понятия не имел, умеет ли графский сын обращаться с оружием. Чисто теоретически должен, раз в армию попёрся.
— Ну… — Захар покосился на меня. — В прошлый раз, когда батюшка ваш велел вам на охоту с ним отправляться, вы из ружья случайно в конюха нашего выстрелили. Хорошо он на землю плашмя успел лечь, иначе, не было бы конюха-то. А потом три дня жаловались, что ухо болит.
Отлично. Значит, я не только зануда, но ещё и полный профан с огнестрелом.
Мы свернули за угол и остановились перед небольшим, но аккуратным домиком с резными наличниками. Пожалуй, это строение больше всего напоминало сказочный теремок, но только немного увеличенный в размерах. Во дворе росли вишни, под ними стоял круглый стол и два кресла-качалки. Благодать, да и только.
— Вот мы и пришли, — объявил Прошка, распахивая калитку. — Будьте любезны, Петр Алексеевич. Пожалуйте. Да садитесь вон, в кресло. Я пока попрошу Антонину Митрофановну, чтоб баню истопить. Негоже вам в таком виде расхаживать.
Не успели мы войти во двор, как на крыльце появилась женщина.
Выглядела она, прямо скажем, очень колоритно. Лет тридцати пяти, не больше. Высокая, статная, с пышными формами, которые даже простое платье не могло скрыть. Густые каштановые волосы были собраны в тугую косу, но несколько непослушных прядей выбивались, обрамляя лицо с высокими скулами и тёмными, чуть раскосыми глазами. Взгляд у неё был умный, оценивающий, а в уголках губ пряталась лёгкая насмешливость. Красивая женщина, это факт.
— Антонина Мирофановна, — почтительно поклонился Захар. — Барина вот привели.
— Вижу, — ответила она, скрестив руки на груди. Голос у неё был низкий, чуть хрипловатый, но при этом очень приятный. — И в каком же виде, позвольте спросить? Что ж ты, Захар, за барином так плохо приглядываешь. Будто он и не барин вовсе. Смотри, нажалуюсь его светлости, будет тебе по первое число.
Я, честно говоря, даже немного смутился. Хрен с ним, с графским титулом, но для встречи с такой женщиной мой вид и правда не подходил. Грязная рубаха, сапоги на босу ногу, волосы, наверное, в сене…
— Ночью изволили в конюшне ночевать, — вздохнул Захар. В его исполнении эта фраза выглядела так, будто Петр Алексеевич и правда дурачок.
— Опять⁈ — Антонина Мирофановна подняла темные, красиво очерченные брови. — Ну отчего же сразу не в свинарнике? Петр Алексеевич, вы, кажется, решили переплюнуть самого Диогена с его бочкой.