С такими словами и другими еще более лестными она попрощалась и ушла, забрав новую партию канители. После этого она приходила каждые два или три дня: то купить золота, то просто под предлогом, что была по соседству и не смогла пройти мимо и не полюбоваться на своего ангела.
Иной раз, заходя с новым подношением якобы от своей сеньоры, она так расписывала монастырь, что Доротее захотелось там побывать и с приятностью провести день среди монахинь. Когда, по расчетам Сабины, время приспело, она зашла в понедельник утром и принесла две корзиночки: в одной были лакомства и сласти, в другой — свежие плоды, самые ранние и лучшие, какие только ей удалось раздобыть. Она поднесла их Доротее, говоря, что плоды эти из монастырского сада, первинки, прямо с дерева; сеньора аббатиса считает, что лучше их употребить было бы невозможно, и вместе с тем просит о двух милостях.
Первая и главная заключается в следующем: так как в скором времени, в следующий понедельник, весь город празднует день святого Иоанна Крестителя, а воскресенье — канун сего светлого праздника, она покорнейше просит Доротею оказать монахиням честь и провести эти два дня вместе со святыми сестрами в монастыре, вознося благочестивые молитвы, — ведь мастерская в эти дни все равно будет закрыта. Монахини подготовили много невинных развлечений и даже собираются разыграть комедию, но все удовольствие будет для них испорчено, если сеньора Доротея не почтит их праздник своим присутствием. В монастыре соберутся на эти два дня многие знатные сеньоры, родственницы инокинь, и она сможет к ним присоединиться, отправившись вместе с ними в монастырь.
Вторая же просьба — продать еще три фунта самой лучшей золотой бити на бахрому для алтарного покрова, который они хотят закончить к празднику, да чтобы постаралась отобрать самой тонкой и пышной, какая найдется.
На вторую просьбу Доротея ответила: «Я охотно отберу для вас самой лучшей пряжи, ибо вся канитель в полном моем распоряжении; с удовольствием исполнила бы и другое повеление сеньоры аббатисы, но это не от меня зависит: вы же знаете, душенька Сабина, что я себе не принадлежу; только муж может дать мне разрешение».
«Господь с вами, — отвечала рабыня, — не хватает только, чтобы он мне отказал! Не сойти мне с этого места, если не добьюсь своего за оставшуюся неделю. Да что же это такое? У моей сеньоры одна-единственная просьба, и вдруг ваш муж ей откажет — и только из-за того, что хочет один наслаждаться своим блаженством!»
«Ах, что ты говоришь, Сабина? — возразила Доротея. — Не смейся надо мной! Ведь я уже старуха».
«Старуха! — вскричала Сабина. — Вижу я, какая вы старуха! Скажите еще, что весной листья опадают, а великий пост — в декабре! Полно шутить, и дай бог, чтобы эта старушка еще много лет была утехой своему мужу и народила бы ему побольше деток. Я же постараюсь о своем деле; уж эту милость я исхлопочу для моей сеньоры; пусть порадуется, на вас глядя. Ах ты боже мой, вот-то она будет довольнешенька, увидев такую плутовочку!»
Бонифасио и Доротея засмеялись, и муж с приветливым видом, не замечая притаившейся в траве змеи, сказал жене, которой вполне доверял: «Ну что ж делать? Право, Сабина ловко повела и выиграла эту тяжбу. Невозможно ей отказать, тем более что это угодно и сеньоре аббатисе. Ступай, повеселись два денька; ведь я знаю, что тебе будет там хорошо, да и я порадуюсь, что ты весела и довольна. Милая Сабина, скажи сеньоре аббатисе, что повеление их милости будет исполнено; когда дамы, о которых ты говорила, отправятся в монастырь, пусть зайдут сюда, и я отпущу с ними мою жену».
Сабина рассыпалась в благодарностях, как и следовало ждать от этой продувной бабенки. Она вышла от них такая довольная и гордая, что земли под собой не чуяла. Сердце у ней распирало от радости. Она бы запела во все горло прямо на улице, если бы приличие позволяло. Лицо у нее горело, кровь кипела, глаза так и сверкали, с губ рвались крики торжества.
Дойдя до дому, она как невменяемая сбросила с ног свои сафьяновые туфли, сорвала с головы покрывало и, волоча его за собой по полу и приподняв спереди юбку, чтобы не мешала бежать, влетела в комнату к хозяину, ее поджидавшему. Она так спешила рассказать сразу все, что захлебывалась словами и ничего не могла объяснить толком. Начнет говорить и сама себя перебьет. В конце концов с пятого на десятое рассказала новость, и всю оставшуюся неделю не уставала вспоминать подробности.
И снова и снова принимались они разбирать эту затею, обсуждая ее во всех мелочах и гадая, удастся ли им осуществить свой замысел.
Казалось, что уже сами эти разговоры служили влюбленному наградой и утешением; он никак не мог поверить, что скоро достигнет желанной цели и дождется счастливого дня. По совету рабыни, он велел уведомить нескольких родственниц и других знакомых дам, которым мог доверять, что нуждается в их помощи.