— Право, — продолжал Сайяведра, — где крутятся эти враженята, там порядочному человеку делать нечего, толку все равно не будет. Я от них бегаю все равно как от петли; ведь по их милости меня чуть не вздернули на виселицу; спасла городская стража, упрятав за решетку.
Очутившись в тюрьме, я первым делом дал знать Главному. Тот немедля прилетел на помощь и объяснил, что я должен говорить и делать. От меня он двинулся к судебному писарю. Там рассказал, что родом я испанец, отпрыск весьма знатной фамилии, и трудно поверить, чтобы столь благородный идальго совершил низкую кражу. Если что-нибудь подобное и случилось, то надо пожалеть молодого человека, который мог решиться на такой шаг лишь под угрозой голодной смерти; а впрочем, и дело-то не стоит внимания, покража самая незначащая, и надо принять в расчет положение и имя молодого кабальеро. Благодаря этим трогательным речам и снисхождению секретаря через два дня мне разрешили выйти на свободу.
Ох! Лучше бы мне, с божьего соизволения, посидеть в тюрьме еще денек или хотя бы три лишних часа, пока не стемнело! Но раз бог судил иначе, вознесем хвалу его всеблагой воле. Я был наказан за грехи; прежде я не мог спокойно пройти мимо чужого порога, — вот и на сей раз небо не попустило мне благополучно переступить порог тюрьмы. Не успел я высунуть нос на улицу, как прямо в дверях столкнулся с городским нотариусом, пришедшим хлопотать об освобождении какого-то арестанта. Он тотчас узнал меня и втолкнул обратно с такой силой, что я грохнулся на пол, он же навалился на меня всей тяжестью и крикнул привратнику, чтобы сейчас же задвинули засов. Тот исполнил приказ, и я остался в тюрьме.
Меня снова засадили. Обвинителем был сам нотариус, который добивался моей погибели с таким остервенением, что ни просьбы, ни выкуп, предложенный за юбку, ничто не могло его смягчить и заставить отказаться от иска.
Человек он был влиятельный. Защитник мой пустил в ход все средства, какими располагал; призывал пощадить мои молодые лета, ссылался на благородство крови, — но все было напрасно; после долгих переговоров, уламывания и упрашивания, меня в виде особой милости приговорили к наказанию плетьми и отделали так, что я этого до могилы не забуду.
Я позарился на чужую рубашку, а с меня сорвали мою и вытащили полуголого на экзекуцию, а потом изгнали из города. Осел же этот так и остался без своей юбки. Подумать только, до чего доходит злоба упрямого дурака: он готов лишиться своего кровного добра, лишь бы насолить другому. Мне пришлось покинуть Неаполь и расстаться с шайкой. Я собрал свои убогие пожитки и стал бродяжничать по всей Италии; так я очутился в Болонье, где меня и подобрал Алессандро. Он имел обыкновение совершать набеги в чужих краях, а закончив поход, возвращался с добычей на главную квартиру.
Очутившись в Риме как раз в то время, когда случилось несчастье с вашей милостью, мы только ждали какой-нибудь уличной потасовки, чтобы в суматохе стащить парочку плащей или шляп; но ничего подходящего не подвертывалось, и тогда шайка постановила совершить ограбление, поручив это дело мне и сделав меня же козлом отпущения; у них вошло в привычку загребать жар чужими руками; в случае чего поплатился бы я один, а они вышли бы сухими из воды.
Пока мы так беседовали, стало смеркаться. Сайяведра прервал рассказ, и мы въехали на постоялый двор, где получили все необходимое, чтобы наутро снова двинуться в путь.
ГЛАВА V
В Милане Сайяведра встречается со своим приятелем, состоящим в услужении у купца. Гусман де Альфараче их учит, как совершить ловкое ограбление
Весь день я с любопытством, участием и изумлением слушал горестную повесть Сайяведры. И хотя до Милана оставалось еще несколько дней пути, разговоров нам хватило на всю дорогу. Мне казалось невероятным, чтобы юноши из благородной семьи, сыновья именитых родителей, презрев долг чести и позабыв стыд, отдавались бы на волю своих страстей и совершали без надобности низкие поступки, отнимая у людей достояние и доброе имя. Ведь лишившись денег, человек лишается решительно всего: нас уважают лишь до тех пор, пока мы богаты.
Я задавал себе вопрос: если Сайяведра действительно получил в наследство много денег, то какая сила заставила его стать вором? Неужто ему приятней терпеть поношение, чем жить в довольстве и почете? Люди соблазняются злом лишь потому, что надеются в нем обрести свое благо, но чем может прельстить участь бездомного бродяги?