— Полноте, племянничек, — возразил старец, — просто вы не видели его своими глазами; я же весьма рад, что обошелся с ним круто, и, как уже говорил, жалею, что не наказал по заслугам: грязный оборванец норовит затесаться к нам в родню и присвоить наше имя! Явился в лохмотьях, так уйдешь побитый.
— В то время, — сказал я, — я жил в Севилье, в доме моей матери; еще и трех лет не прошло, как я оттуда уехал. Я единственный сын у родителей, именитых кабальеро; других детей у них не было.
Таким образом, я нечаянно проговорился, что был сыном сразу двух именитых кабальеро и каждый из них приходился мне отцом лишь наполовину; но я тут же поправил дело, продолжив так:
— Батюшка оставил мне кое-какие средства. Не так много, чтобы тратить без счету, но все же для человека благоразумного вполне достаточно. Не могу похвалиться богатством, но не вправе и сетовать на бедность. К тому же матушка моя женщина весьма рассудительная, деньги мотать не любит и всегда была умелой и домовитой хозяйкой.
Все присутствующие пришли в восторг от моих слов и прямо-таки не знали, чем мне услужить и как обласкать. Всякий старался в знак уважения усадить меня по правую руку от себя, а если нас было трое, то посередине.
И тогда я подумал в глубине души: о суетность, как охотно устремляешься ты вслед за счастливцем, покуда парус его надувается попутным ветром, и как быстро изменяешь своему любимцу, едва ветер подует в другую сторону! Как хорошо узнал я ныне, что люди спешат услужить лишь тому, от кого ждут для себя пользы! Вот почему столь немногие помогают беднякам и почему так много заступников и друзей находит себе богач! Все мы детища гордыни, прирожденные низкопоклонники; мы поступали бы иначе, если бы в сердце нашем обитала любовь и милосердие. А ведь господь велел, чтобы каждый из нас мучился муками ближнего, как своими, и помогал ему по мере сил, как и сами просим у господа помощи во всех наших бедах.
Я стал кумиром своей родни. На дешевой распродаже я приобрел набор серебряной посуды, заплатив за него почти восемьсот дукатов, и все это с единственной целью метче нанести удар. Затем, пригласив всех сородичей и друзей, я устроил для них великолепный ужин, всячески им угождал, играл в карты, был в выигрыше и почти все эти деньги раздарил, чем привел их в особенное восхищение. Некому было их остеречь, некому было сказать: «Поглядите, почтенные сеньоры, не себя ли вы объедаете; берегитесь, в ваше стадо пробрался волк: между вами сидит тот, кого вы оскорбили, и осыпает вас любезностями». О, если бы вы могли это узнать! Вы окропили бы святой водой все городские перекрестки, чтобы не встретиться с ним невзначай, завернув за угол! Он взбивает тюфяки и стелет постель, на которой вам жестко будет спать, и вы столько же раз подскочите и перевернетесь в воздухе, сколько пришлось ему прыгать на вашем одеяле!
Да, вы будете помнить меня так же долго, как я вас, — покуда не окончится и ваше и мое земное поприще.
У меня все худшее позади, а у вас только-только забродило в квашне. Если бы вы получше всмотрелись в того, кто ходит среди вас в овечьей шкуре, то увидели бы пасть обозленного волка. Так тому и следует быть. Вы заплатите мне за оскорбление, которому подвергли собственную кровь. Какая же это отличная приманка — представительная наружность, щедрая рука, роскошное платье и титул дона Хуана де Гусман! Ладно же, вы узнаете, что оборвыш Гусман де Альфараче обошелся бы вам куда дешевле, чем щеголь дон Хуан де Гусман.
Со всех сторон мне расточали любезности, но меня мутило и поташнивало, словно беременную женщину, — до того не терпелось расправиться со всеми ними. Какую месть я ни придумывал, все мне казалось мало. Я обдумывал им казнь, примеривался не спеша, и сип благодетельные размышления составляли в то время самое любимое мое занятие. Я хотел бить без промаха. Слишком глупо было бы так долго мечтать и готовиться, а потом ничего не сделать. Все могущество наше напрасно, если не претворяется в действие. Я не торопился и выжидал. Всякому делу свое время; не все можно исполнить когда вздумается. Помимо несчастливых дней, бывают враждебные звезды и зловещие планеты, от дурного дыхания которых нужно всемерно уклоняться, держась по возможности с наветренной стороны, чтобы нас не унесло, куда не следует.
Итак, я ждал, проводя дни в празднествах, пирах и увеселительных прогулках то по заливу в лодках, то среди великолепных садов, коими славится Генуя, то посещая гостиные прекрасных дам. Родичи задумали меня женить с большим почетом и малым приданым. Но на это я не пошел: о невесте моей, как вскоре выяснилось, говорили нехорошее; а главное, близился день, когда мы собирались посадить в печь приготовленный для любезных родственничков пирог. Я всячески выражал свою признательность, не отказываясь, но и не давая согласия, чтобы постоянно держать их в руках, пока не добьюсь своего и не пристукну их шар к колышку: удар молотка тем разительней, чем беспечней и уверенней в себе противник.