— Вы выглядите такой серьезной, мисс Джонсон, — заметил Алексис. — Должно быть, вы слишком близко приняли к сердцу историю с Федосьей. Но ведь она была всего лишь крепостной.
— Как вы можете так говорить, Алексис! — возмущенно одернула его Софи.
Мальчик пожал плечами:
— Дядя Петр тоже рассердился бы. Но он уже немолод. А немолодые люди часто имеют странные идеи. Он собирается освободить своих крепостных. Мама просто вне себя. Но ее не спрашивают.
Алексис хотел сказать что-то еще, но Софи прервала юношу:
— Акулина начинает нервничать, так что нам лучше поторопиться, а то мы опоздаем.
— У меня урок математики с мистером Хенвеллом, — пожаловался Алексис. — Поэтому не стоит терять ни минуты прекрасного утра!
Самоуверенность двенадцатилетнего мальчика давала возможность представить, каким мужчиной он станет в будущем. Но возможно, ему предстоит жить совсем в другом мире, подумала Софи. Хотя размышлять ей было некогда. Натянув поводья, они пустили лошадей в легкий галоп и понеслись по лугам навстречу ветру.
Вдруг они увидели, как навстречу из ложбины выехал всадник. По гордой осанке Софи сразу узнала князя. Он заметил Софи и направился в их сторону.
— Наслаждаетесь прохладой утра, мисс Джонсон? Как вам понравилась Акулина? Павел спросил меня, можно ли оставить за вами Акулину, и я был рад оказать вам эту услугу.
Софи покраснела от удовольствия.
— Вы слишком добры, князь. Не могу передать словами, какое наслаждение я испытала сегодня утром.
Князь склонил голову. Пока всадники приближались, он не мог оторвать глаз от стройной фигурки Софи. Он заметил также ее восторженность и естественность. Это не могло не тронуть его сердце. Он вдруг обнаружил, что думает о девушке постоянно, особенно после пикника. И даже задавался вопросом, встретится ли она ему сегодня утром.
— Как вижу, вы с эскортом, — улыбнулся князь.
— Это вышло случайно, дядя Петр. Но я надеюсь, мисс Джонсон поедет кататься со мной снова, — весело ответил Алексис.
Князь посмотрел на небо, безоблачное и синее. В лучах солнца блестела река, утренний туман рассеивался как по мановению волшебной палочки. Князь глянул на юного племянника:
— Счастливый случай никогда не стоит откладывать в долгий ящик, Алексис. Не пора ли вам возвращаться?
— Наверное, это моя вина… — начала Софи.
— Вы не виноваты. Алексису пора домой. А я еду в соседнюю деревню. Не желаете составить мне компанию, мисс Джонсон?
У Софи непроизвольно вырвалось:
— С большим удовольствием!
— Будь добр, — обратился князь к Алексису, — передай мадемуазель Альберт, что мисс Джонсон отправилась со мной в Кравское.
— С радостью, дядя Петер.
— Да скажи Павлу, пусть проверит бабки Орла. Передние.
— Он хотел это сделать, но я торопился и помешал ему, — быстро ответил Алексис.
— Тогда тебе не следует кататься завтра утром. Здоровье животного важнее удовольствия. Это понятно?
— Да, дядя Петр. — Мальчик понуро натянул поводья.
— И не гони. Ступай шагом, — велел князь. — Едемте. — Он обернулся к Софи.
— Боюсь, я буду вам обузой, — тихо отозвалась девушка.
Князь устремил на нее взгляд проницательных серых глаз и слегка улыбнулся:
— Так мне не стать таким счастливчиком, как Алексис?
Какое-то время они ехали молча. Солнце уже взошло высоко, заливая благодатным светом пашни, пастбища и перелески. Посреди пшеничного поля синели васильки и полыхали огнем яркие маки. Где-то неподалеку вскрикнула цапля, и Софи почувствовала, как вздрогнула под ней Акулина. Странно было чувствовать единение с природой.
Вскоре показалась расположившаяся в долине деревня. Вдали за нею виднелись купола небольшой церквушки, зазывный колокольный звон которой был слышен издали.
Князь указал кнутом на избу у деревянной церкви:
— Там умирает старик. Я зайду проведать его. Он был крепостным моего отца. Никто не знает, сколько ему лет. Он служил кучером и частенько возил отца на волчью охоту. Вы знаете, что лошади боятся волков, как мы с вами боимся огня. Только умелый кучер может сдержать обезумевших от страха лошадей! Перевернись тройка… — Князь пожал плечами, и, словно шестым чувством почуяв волков, бока его лошади вздрогнули. — Стая волков легко может загрызть людей и лошадей, — добавил князь. — Бедный Степан, никогда больше не править ему тройкой, разве что на пути к Богу, упокой Господь его душу.