Мэрион осуждающе посмотрела на Валентина.
— Врешь ты все. Не бывает на свете таких полоумных семеек.
— Да ладно?! А как же та, в которой ты работаешь? — насмешливо спросил он.
Она ответила ему хмурым взглядом.
— Много ты знаешь!
— Уж достаточно. У меня есть проверенные источники.
Мэрион опустила взгляд первой. С нее было довольно. Мало того, что она оказалась посреди толпы из беднейших лондонцев, чествовавших главных богатеев города, так еще и наткнулась на горстку выходцев из богатых и влиятельных семей, прикинувшихся поборниками всеобщего равенства!
— Мне пора, — заявила она и нырнула в толпу.
Мэрион думала, что Валентин схватит ее за руку, притянет к себе и помешает уйти, но он, вскинув в воздух кулак, запел:
Люди в толпе стали подозрительно коситься. Мэрион кинулась к нему.
— Прекрати!
Но он продолжал петь, дразняще глядя ей в глаза.
Горожане вокруг начали недобро хмуриться. Мэрион живо представила, как взметнутся в воздух грязные кулаки, а потом на Валентина обрушаться тяжелые ботинки с металлическими носами. Ей тут же вспомнилась узкая эдинбургская улочка и он, скорчившийся на земле.
— Рабочие, объединяйтесь! Да свершится революция!
— Перестань! — взмолилась Мэрион.
Двое крепких мужчин, стоявших неподалеку, обменялись многозначительными взглядами и выразительно посмотрели на Валентина.
Мэрион испуганно схватила его за запястье.
— Да они же…
— На лоскуты меня порвут?
— Можно и так сказать…
— А тебе, стало быть, не все равно? — В глазах у него вновь заплясали лукавые огоньки, распалив в Мэрион страстное, томительное желание.
— Еще чего! — огрызнулась она.
Но стоило ему вновь вскинуть плакат, как она опять вцепилась ему в руку.
Валентин покачал головой. На глаза ему упала прядь волос — совсем как в давние времена. И точно так же, как и тогда, Мэрион почувствовала, что тает под его взглядом.
— Если хочешь меня остановить, придется выпить со мной чашечку чаю, — предупредил он.
— Если только одну, — недовольно проворчала она.
Все ушли любоваться процессией, и потому в ближайшем ресторане «Лайонс-Корнер-Хаус» было пусто. Они уселись у эркерного окна. От духоты и быстрой ходьбы Мэрион так взмокла, что платье прилипло к груди. Валентин, ни капельки не стесняясь, не сводил с нее глаз. И Мэрион это раздражало куда меньше, чем полагалось бы.
Он рассказал, что уехал из Эдинбурга.
— Без тебя там все равно тоска, — с притворной скорбью поведал он.
— Неужели это и есть истинная причина?
— Ну, и еще я завалил экзамены, и меня выгнали из университета. Так что теперь я тут. Разжигаю костер всемирной пролетарской революции и готовлюсь к свержению империализма.
— Получается, судя по всему, неплохо, — фыркнула Мэрион, кивнув на окна, за которыми шагала огромная людская толпа, размахивая портретами короля-императора.
— Им просто надо повысить самосознание! Победа рабочих над правящим классом исторически неизбежна, — заверил ее Валентин с набитым ртом и для пущей выразительности взмахнул кусочком бисквитного торта. — Сейчас этот торт называют «Викторией», но в славный день революции его переименуют в честь Сталина!
Мэрион покачала головой, не веря своим ушам. А все-таки она соскучилась по нему, по его дурацким шуткам, даже по его нелепой коммунистической риторике.
— И где именно вы строите эти ваши планы по свержению капитализма?
— В Ротерхите. У самой реки. Местечко что надо! К нам часто приходят всякие писатели и художники. Мы закатываем сумасшедшие вечеринки! Кстати сказать, в субботу у нас как раз намечается одна, — поведал он и запихал в рот остатки торта. — Обязательно приходи.
Глава двадцать шестая
Мэрион ответила отказом и не собиралась идти на попятный. Но в субботу вечером неожиданно обнаружила себя на улице, которую он упомянул, рядом с домом, который он ей назвал. В воздухе повис сырой запах реки, а мощенные булыжником улочки заволок туман. Мимо нее проплывали в полумраке неясные фигуры. Судя по виду, район был бедный, но тут царили своя атмосфера и свой особый уют. С соседних улочек слышались веселые крики и смех.