А вот герцогиню никакие сомнения не мучили.
— Берти, мы уже и так помогаем, — энергично заметила она.
— Тем, что участвуем во всяких сомнительных т-т-торжествах? А к-к-какой им от этого п-п-прок?
Его супруга встрепенулась на своем шезлонге.
— Все не так просто! Мы отвлекаем народ от них самих и от их несчастного существования! Даем им надежду! Воспитываем в них преданность Родине, постоянство! — Герцогиня ненадолго прервалась, чтобы сделать глоток шампанского. — Берти, не забывай, когда речь заходит о королевской семье, главный ключ к успеху — преемственность!
Мэрион испытала облегчение. Стало быть, вот он, ответ на все ее вопросы. Герцогиня права. Она и сама заметила, что помпезное костюмированное шествие, устроенное в честь королевского юбилея, отвлекло людей от невзгод. Она уже готова была согласиться с Аланом Ласеллсом, утверждавшим, что короли — это выходцы из мира поэзии. А теперь, когда страна потихоньку распадалась на части, раздираемая бедностью и политическим экстремизмом, как никогда важно было чувствовать преемственность. Работая у герцога Йоркского, она нисколько не поступилась своими принципами и не стала поборницей несправедливого режима. Она делала доброе дело. И оно того стоило.
Мэрион подпрыгнула за листом — и поймала его.
На лужайке появился Эйнсли и бодро направился к ним.
— Вот пробил час, и наш пришел спаситель! — весело воскликнула герцогиня и помахала ему пустым бокалом из-под шампанского.
Но дворецкий бутылки с собой не взял. Мэрион со страхом наблюдала за тем, как он кинулся к герцогу и что-то прошептал ему на ухо. Герцог испуганно ахнул и вскочил на ноги.
— Берти! Что такое?!
— Аб-б-бердинская больница! Д-д-дэвид! Надо спешить…
И они торопливо направились к дому.
Лилибет испуганно посмотрела на Мэрион.
— Что случилось? Дядя Дэвид заболел?
— Можно и так выразиться, — пробурчал Эйнсли по пути к дому.
Вечернюю газету доставили в Биркхилл после обеда, еще до возвращения герцога с супругой. Мэрион, забежавшая в дом за ракетками для тенниса, заметила ее на столике в холле. Она взяла номер в руки. На первой полосе были две фотографии, сделанные сегодня днем. На одной из них герцог с герцогиней, в последнюю минуту подменив «заболевшего» короля, открывали новое отделение в абердинской больнице. А на другой был изображен король собственной персоной. Вполне здоровый с виду, он стоял на абердинском вокзале в автомобильных очках и радостно улыбался.
— Поезд миссис Симпсон опоздал, — пояснил Эйнсли, вышедший в холл. — Пришлось его величеству ее дожидаться. Он, видимо, понадеялся, что из-за очков его никто не узнает. Но, разумеется, получилось в точности наоборот. Его не узнал всего один полицейский, попросивший переставить автомобиль.
— Так он здесь… — медленно проговорила Мэрион. Да еще при таких поистине абсурдных обстоятельствах…
— Боюсь, Абердин никогда его не простит, — неумолимо заключил Эйнсли. — А может, и вся Шотландия, если об этой истории все узнают.
Вечером Мэрион вышла прогуляться. У нее страшно разболелась голова. В последние дни это случалось довольно часто, а причиной тому были ее собственные волнения, помноженные на переживания за королевскую семью.
Когда она вернулась, то застала герцогиню в приступе праведного гнева. Точно ангел отмщения, та схватила газету и, увидев заголовок, швырнула ее на пол.
— Нет, ты только подумай, Берти! Какой абсурд — встречать эту женщину лично! Мы с тобой, должно быть, выглядели круглыми идиотами!
Эта женщина в элегантном костюме от Шанель черным облаком нависла над герцогом и его семьей.
Мэрион захотелось подняться на холм, посмотреть на каирны, а заодно и подышать свежим воздухом. С каждым шагом ей становилось легче. Крики кулика, журчание воды, шумная возня куропатки в цветущем вереске — все эти звуки окутали ее, и постепенно Биркхелл с его бедами остался где-то далеко-далеко в стороне. А вскоре за деревьями проглянули высокие горы камня.
Первым она увидела «Купчий каирн» — самый первый памятник, воздвигнутый в честь покупки резиденции. Они с Лилибет сошлись на том, что он выглядит в точности как нос лодки, которая рухнула с неба и наполовину ушла под землю.