– А я надеялся пригласить вас выпить со мной чашку чая.
– А я надеялась никогда больше не встречаться с вами, мосье! – девушка резко повернулась к нему и немедленно пожалела о своем поступке, потому что при виде этого мужчины у нее снова сразу перехватило дыхание.
Не отстававший от нее Доминик Ю, несомненно, был джентльменом от самой верхушки своей высокой шелковой шляпы до кончиков сверкающих на солнце полуботинок. Под его облегающим черным сюртуком был серый жилет и белоснежная рубашка с высоким жестким воротником. Словно морская пена вздымался галстук, в манжетах сверкали бриллианты, а в петлице дрожала алая роза.
На его загорелом лице сияла ослепительная улыбка. Он снял шляпу и поклонился. Почему-то Лаура задержалась глазами на его густых темных волосах, лежавших у него сзади на воротнике.
На мгновение мужчина показался ей таким по-мальчишески забавным, что девушка с трудом удержалась от того, чтобы не прикоснуться к нему. Вместо этого она крепко обхватила свою корзину, словно это самое дорогое, что было у нее в жизни, и восхищенно посмотрела на Доминика, выпрямившегося во весь свой рост. Теперь она могла рассмотреть его лучше, чем вчера. Он был немолод – на его левом виске пробивалась седая прядь, которую Лаура не заметила прежде, однако, его нельзя было назвать и старым. Глаза мужчины были яркими, глубокими, словно тихий омут в жаркий, летний полдень, и такими же… призывными и таящими опасность. Лаура вспомнила, что говорил о нем Сент Джон: Доминик Ю сражался в армии Наполеона и владеет кораблем. Эти пронзительные зоркие глаза принадлежали опытному моряку.
Он улыбнулся, морщинки в углах его глаз стали глубже, и девушка почувствовала, как учащенно забилось ее сердце. Внезапно осознав, что она откровенно рассматривает его, она резко развернулась и, сказав по-английски:
– Всего доброго, сэр, – снова начала проталкиваться сквозь толпу.
С трудом, удерживая над головой свою корзину, она несколько минут пробивалась вперед, сопровождаемая со всех сторон толчками и резкими выражениями. Но зато, когда Лаура, наконец, оглянулась, его не было видно.
– Хорошо, что избавилась от него, и пусть он задохнется от жары в своем дурацком галстуке.
Однако, когда она повернула за угол и подошла к палатке итальянца – торговца фруктами, Доминик Ю стоял немного впереди и пил бренди из хрустального бокала. Увидев девушку, он весело улыбнулся и поднял бокал, как бы приветствуя ее.
У Лауры замерло сердце. Как ему удалось оказаться впереди? Получалось так, будто это она ищет встречи с ним. Чего этот мерзавец добивается? Она развернулась и пошла в обратном направлении.
– Боже мой, Бабетта, – услышала Лаура голос, говоривший по-французски, – тебе не кажется, что подобным женщинам еще рановато выходить на свою работу.
– Кажется, Мери. Но, может быть, прошлой ночью дела у нее шли плохо, вот и пришлось выходить на промысел пораньше.
Лаура посмотрела на двух хорошо одетых матрон, выходивших из палатки торговца, и в одной из них узнала бывшую подругу матери.
Посмотрев на девушку холодными, зелеными глазами, женщина постарше презрительно приподняла юбки, как бы боясь запачкаться, проходя мимо. Ее молодая спутница поступила точно так же, а затем оглянулась и хихикнула.
Лаура замерла от обиды и так стояла некоторое время. Прохожие обходили ее, подобно тому, как морские течения обегают стороной крохотный островок в океане. Два или три человека взглянули на девушку, проходя мимо, но, увидев ее покрасневшее лицо и наполненные слезами глаза, торопливо поспешили прочь.
Неужели людская память никогда не забудет ее мать и ее легкомысленное поведение. За эти пять лет не проходило, практически, ни одного дня, когда Лаура не слышала бы шепотков за своей спиной, относившихся к ее матери и к ней.
Добропорядочные креолы из хороших семей продолжали заниматься торговлей подобно Лауре, но никогда не приглашали ее к себе домой. Девушка практически оказалась выброшенной из общественной жизни города. Она давно уже не выходила никуда и не ездила ни в оперу, ни на балы.
С другой стороны, почти каждую неделю, в ее магазин приходили мужчины с совершенно недвусмысленными предложениями. Большинство из них были преуспевающими плантаторами, желавшими свить любовное гнездышко в городе так, чтобы их благоверные ничего об этом не прознали. Бывали среди этих визитеров и купцы, и капитаны речных судов, и всякого рода аферисты. Иногда появлялись даже и такие, которые предлагали жениться на ней, в глубине души надеясь захватить в свои руки ее магазинчик. Лаура им всем отказывала, выставляя самых упрямых за дверь с помощью длинного ружья, которое она хранила за дверью, специально для таких посетителей.
И вот, снова услышав такое, девушка склонила голову и до боли сжала ручку корзины, словно от этого можно было уничтожить то позорное пятно, которое легло на фамилию Шартье, благодаря ее матери.
– Похоже на то, что некоторые из добропорядочных матрон учились манерам в свинарнике. – Рядом с ней стоял Доминик Ю, глядя вслед женщинам, и на его щеках играли желваки.
Когда Лаура не ответила, он сказал:
– Здесь жарко, пойдемте, я куплю вам лимонада.
Она знала, что ей нужно бежать и бежать без оглядки, потому что, увидев их вместе все непременно, сразу, заподозрят самое худшее. Однако, вместо этого девушка позволила мужчине взять себя за руку, и тот повел ее сквозь толпу, раздвигая прохожих своими широкими плечами.
Она не поднимала головы до тех пор, пока они не оказались в кафе, и где Доминик усадил ее на легкий, металлический стул. Сам он сел за маленький круглый столик напротив своей спутницы.
– Я… Я не могу здесь оставаться, месье.
– Рынок никуда не денется, отдохните немного, – он щелкнул пальцами, желая сделать заказ.
К их столику подошел официант и поставил рядом с Лаурой высокий бокал лимонада. Доминик кивнул, и тот, сходив на кухню, вскоре вернулся с горшочком холодного картофельного супа и бутылкой вина.
– Я не голодна, – сказала девушка.
– Нет? Ну, может, хоть немножко?
– Нет! – Она оттолкнула от себя еду и сердито спросила: – Кто позволил вам таскаться за мной, месье Доминик Ю?
Если даже он и удивился тому, что девушка знает его по имени, то вида не показал. Он просто налил себе стакан вина, откинулся на спинку стула и посмотрел на спутницу через вино в бокале.
Дракон, замерцавший у него на кольце, казался каплей вина, каким-то чудом удержавшейся на его пальце.
– Почему вы меня преследуете? – снова спросила Лаура, – вы, что же думаете, что я женщина легкого поведения?
– Нет, мадемуазель, полагаю, что в вас нет и тени легкомыслия.
– Тогда почему же?
– А почему, бывает, человек продает все, что у него есть, чтобы только приобрести драгоценную жемчужину?
– Я вас не понимаю.
– Ради некоторых вещей в нашей жизни можно все бросить, Лаура.
Услышав, что он назвал ее просто по имени, девушка покраснела от возмущения, а может еще и оттого, что почувствовала вчерашний знакомый, волнующий холодок во всем теле.
– От вас не требуется ничего бросать, месье Ю, – сказала она, – потому что ничего вы не получите взамен!
– Может быть, хотя я с радостью пожертвовал бы всем, чтобы узнать, правда ли это. – Наклонившись вперед, мужчина положил ладонь на стол в опасной близости от пальцев девушки и улыбнулся ей в глаза. Казалось, что он знает про нее все, что ему необходимо знать.
Лаура резко вскочила на ноги, ее стул с грохотом полетел в сторону, а когда Доминик тоже стал подниматься из-за стола, она сделала шаг назад и гневно произнесла:
– Я очень хорошо изучила типов подобных вам, месье, и больше желаю никогда вас не видеть. Вам понятно? Никогда! – она повернулась и бросилась прочь.
Доминик провожал ее взглядом до тех пор, пока была видна ее шляпка с плюмажем. А когда она исчезла из вида, полез в нагрудный карман жилета и достал миниатюрный портрет, написанный маслом.