Врагом России или вашим личным врагом, Андрей Иванович. Как разобраться и отделить одно от другого? А желание окружить себя верными людьми - понятно. Ничего в нём противоестественного не наблюдаю. Вон, Густав Бирон того же желает, не случайно меня двигать начал, да только императрица по-другому мою карту разыгрывать начала, Ушакову на кон сдавать доверила.
А мне как быть? И хочется, и колется! Понятно, что благодаря могущественному владыке Тайной канцелярии можно лишний шаг вперёд сделать, раз уж с дворцовой ротой не сложилось, но жаль, не ведомо мне, как он себя во время переворота вёл: честно сдал заговорщиков с потрохами, или не стал сигнализировать, а просто сменил хозяев? Как-то на школьных уроках истории на этом моменте внимание не акцентировалось, а спросить не у кого: разве, что у Кирилла Романовича, а тот, как оставил меня в камере, так с тех пор не появляется. А ведь обещал, другое дело, что точных сроков не указывал.
Если пораскинуть мозгами - интересный вариант вырисовывается: я теперь не учу историю, я её по капельке, но делаю. Напыщенно звучит, конечно, но ведь правда от первого до последнего слова.
Что это я всё о себе любимом. Вернусь к Ушакову, пока тот в окно задумчиво смотрит на распускающуюся почками деревьев весну-красну. Отвернулся из чувства деликатности, подумать даёт. Хорошо, буду мыслить логически. Пожалуй, что второй вариант самым верным кажется. Такие кадры, как Ушаков, ценятся при любой власти, при Елизавет Петровне тем паче. При ней Тайная канцелярия куда бодрей заработала, соответственно и влияние главы этого достойного учреждения выросло. Нос Андрей Иванович по ветру держит. Как только поймет, чья сила берёт, враз перекрасится.
Может, согласиться: рискнуть втереться в доверие, в нужный момент подпихнуть и занять табуретку. Нет, Ушаков не настолько наивен, иначе б его давно с потрохами съели. Быстро сообразит, что под него копают и примет меры такие, что и в страшном сне не приснится.
Выходит, что если держаться его линии, то лишь до того момента, как он начнёт другой стороне подыгрывать. Я решил идти ва-банк:
- Смею спросить, Андрей Иванович, уж не обо мне и моих ребятах речь идёт?
- А о ком же ещё! - усмехнулся Ушаков. - Вы себя проявили, как надо показали. Зачем мне неподготовленные конфиденты? Золотом обсыпать не обещаю, но жалованье больше чем в гвардии положу. И до чинов помогу дослужиться.
Опять расставляются сети. И ведь чую, что, согласившись, только запутаюсь. Нет, не лежит у меня душа к ремеслу фискально-пыточному. А если Ушаков действительно переметнётся к Елизавете, причём задолго до того, как она о перевороте подумает? Рыба ищет, где глубже, человек, где безопасней. Мне вас, Андрей Иванович, за три версты обходить надо. Вы человек умный, знаете, как не цепями - словами опутывать. Глазом моргнуть не успею - втянете в такие делишки, что волосы дыбом.
- Лестно мне это слышать, Андрей Иванович, но я человек военный. В баталиях для себя вижу пользу государству российскому. Зачем вам плохой сыщик?
Лицо Ушакова озадаченно вытянулось:
- Что-то ты, барон, опять резоны приводить начал странные. Я ведь разговор наш первый помню, ни словечка не забыл. Откуда у тебя, штафирка немецкая, такое высокомерие? Думаешь, подполковник горой за тебя встанет?
Сильно ёкнуло сердце. Ушаков прав, близость к Густаву Бирона сделала меня излишне безмятежным. Только расслабился, а тут...
- Андрей Иванович, никому я не нужен и не понадоблюсь. Исчезну, и на моё место тут же придут десятки других, ни в чём мне не уступающих. Только я ведь серьёзно говорю, если и есть от меня какая польза, так она в другом.
- Ой, гордец! - хлопнул себя по тощим ляжкам Ушаков. - Я тебе, шельмецу, першпективы выдвигаю, а ты мне резонами бросаешься. Ладно, других найду, но от службы моей ты не отвертишься. Хлебай полной ложкой, фон Гофен.
Я облегчённо вздохнул. Пронесло.
Карета подъехала к зданию Тайной канцелярии, где нас встречал чиновник с встревоженным лицом. Он мял шляпу в руках и скорбно закатывал глаза. По всему было видно, что мужчина пребывает в расстроенном состоянии духа.
Гайдуки, спрыгнув с коней, опустили подножку кареты, и Ушаков вальяжно ступил на землю.
- Привет, Кононов. Вид у тебя, Михайла Кузьмич, странный. Стряслось чего?
- Андрей Иванович, прости Христа ради! Беда у нас приключилась, - по-бабьи запричитал чиновник.
- Докладывай, - велел Ушаков.
- Не уберегли мы управляющего Сердецкого, дёрнули на дыбе, а он возьми да помри. Лекарь говорит, что со страху не выдержал.
- Тааак, - со злостью протянул генерал. - Кто допрос вёл?
- Я, - обречённо сказал Кононов.
- Как же так, Михайла Кузьмич? Не впервой же колодника расспрашиваешь! - укорил генерал.
- Виноват, Андрей Иванович. Я ж не знал, что он такой пугливый окажется. И сделать-то ничего не сделали, - стал оправдываться чиновник.
- По совести плетей бы тебе надо всыпать, Михайла Кузьмич, да жалованья на треть лишить. Ступай, скажу опосля, как с тобой быть.
Чиновник перекрестился на Андрея Ивановича как на икону и убежал.
Ушаков привёл меня в знакомый кабинет, поёжился.
- Холодно что-то тут, - пробурчал он и вызвал кого-то из караульных солдат, велев затопить печь.
- Не судьба нам видать, фон Гофен, всю правду узнать. Я на управляющего надеялся, что он больше всех ведает, да вот незадача: умер, окаянный, ничего путного не сказав.
- А лакеи Потоцкого?
- Что лакеи, - махнул рукой Ушаков. - Людишки тёмные, никчемные. Уж мы их и так и эдак, всё перепробовали, а толку никакого. Куда барин уехал не знают, откуда пятаки везли, через какие таможни сказать не могут, они обоз здесь, в России, встречали. Морока одна с ними.
- А пятаки эти фальшивые еще, где всплывали? - спросил я.
- Нет вроде. Всё, что Потоцкий привёз, мы перехватили, на пути фальшивками он не расплачивался, чтоб не проследили, наверное. Вовремя ты приступ свой затеял, фон Гофен. Протяни немного, по всей России денежки б разбрелись. А так все до монетки в одно место под замком собраны. У меня канцеляристы употели их пересчитывая. А чтобы к пальцам ничего не прилипло, солдаты потом каждого обыскивали.
- Получается, что шляхтичи беглые залегли на дно и прячутся от лишних глаз.
- Выходит что так. Может, в Москве время выжидают, может, под Петербургом где. Не нашли мы их, хоть и старались, - вздохнул Ушаков.
- А за границу не могли удрать?
- Паспорта у них не выправлены, так что далеко им не убечь. Споймаем рано или поздно, - уверенно произнёс генерал. - Я, грешным делом, думал, мои до нашего приезда управятся. А оно вон как обернулось с управляющим. Ну да всё что ни делается, к лучшему, - философски заключил Ушаков. - Езжай к себе, фон Гофен. Сегодня ты мне без надобности.
Я распростился с генералом и весьма довольный тем, что вторая половина дня оказалась совершенно свободной, отправился домой, но по пути остановился, вспомнив об одном важном деле. Моя старая шпага до сих пор оставалась невыкупленной у Пандульфи. И хоть по большому счёту она была мне без надобности, частица души, принадлежавшая истинному хозяину тела, настоятельно требовала сходить к ростовщику и забрать родовое оружие фон Гофенов.
Пандульфи обрадовался моему визиту, угостил крепким кофе и велел слуге принести шпагу.
- Вижу, вы делаете успехи, молодой человек, - сказал итальянец, рассматривая меня большими, как лупа глазами. - Мундир сержанта лейб-гвардии весьма вам к лицу. И деньги видать завелись?
- За комплимент насчёт мундира спасибо, что касается денег - да, покуда карман не дырявый, имеются.
- С вами приятно иметь дело, - будто кошка замурлыкал Пандульфи. - Но ежели окажетесь вновь в неприятном положении, приходите смело сюда. Мои двери будут открыты для вас в любое время суток. Впрочем, зачем достойным людям встречаться во время нужды и стеснения. У меня по вечерам собирается достойная компания, играем понемногу, ведём умные беседы для духовного и умственного развития. Как раз сегодня я жду весьма интересных гостей. Думаю, полезные знакомства в Петербурге не будут вам лишними. Присоединяйтесь к нашему обществу.