- Слышу, - говорю, - все слышу, Воля.
- Я вот что думаю, товарищ сержант, - говорит Воля. - Каждый человек зачем-нибудь на свет родится. Один - для того, чтобы всю жизнь какое-нибудь полезное дело делать, пусть даже только марки клеить на конверты. Другой- затем, может быть, чтобы один раз только стать во весь рост и крикнуть «Вперед!». Это ничего не значит, что он коротко прожил. Важно, что он сделал то, что в общую человеческую книгу ляжет хотя бы только запятой или точкой или одной буквочкой… Вот я сейчас думаю, что в главе истории, где написано, как советский народ боролся с врагами, и я поставил свою запятую. Мне видна вся книга, толстая, красивая. Наша глава в ней самая большая и самая важная…
- Вот что он мне сказал, товарищ лейтенант… Потом опять полезли немцы, и мы с ним отстрели вались, как могли. И у него все бежала и бежала т угла губ кровь, а я ничем не мог ему помочь Но вот слышу Воля перестал стрелять. Я подползает больше нашего Воли. Какой он был умный» храбрый мальчик, товарищ лейтенант…
Так рассказал мне о нашем Воле, школьнике из Сталинграда, сержант Саитов.
В. ЕВГЕНЬЕВ
БОЕВОЙ РУБЕЖ
Неравный бой длился уже много часов. Неизбежный конец его был ясен бойцу Горюнову. Десять, ну, самое большее, двадцать минут он сможет еще продержаться. Он расходовал последний диск автомата. А потом… Потом пойдет в дело одна единственная граната. С ее разрывом оборвется и его молодая жизнь и черная жизнь тех немцев, которые сунутся к нему раньше других.
Горюнов не сумел бы сказать, сколько времени идет бой за этот обгорелый, изуродованный дом на одной из окраинных улиц Сталинграда. С болью в сердце он вспоминал, как один за другим пали шесть его товарищей-бойцов, один здесь в комнате, пятеро в саду, у дома. Вспоминал, как вражья пуля впилась ему в ногу и как долго тянулась страшная ночь… Прошло много часов с тех пор, как он и его товарищи выбили немцев из этого дома, и, как выполняя приказ держаться во что бы то ни стало, он один теперь отражает упорные атаки немцев.
Внезапно Горюнов услышал за спиной неясный шорох, кто-то подкрадывался к нему сзади… «Не ужели обошли?» Не сводя глаз с улицы, он чутко прислушивался к звукам, доносившимся снизу. Шорох стал слышнее. «Ну вот и конец»,-поду мал Горюнов. Он приготовил гранату.
«Сейчас… сейчас… Эх!»-Рука Горюнова с гранатой в последнее мгновение застыла в воздухе в медленно опустилась: из-за полуразрушенной стены показалась круглая, коротко остриженная голова мальчика лет десяти.
- А, чтоб тебе,-прошептал Горюнов, и крикнул, увидев, что мальчик хочет подняться: - Лежи, лежи, не вставай! Убьют…
Мальчик, испуганный окриком, замер на полу.
- Ты что, откуда? - спросил Горюнов и в ту же минуту, прильнув к автомату, стал стрелять, потому что из-за дома напротив опять выскочило несколько немецких солдат. Горюнов со злобной радостью увидел, как один немец повалился навзничь, сраженный его пулей. Остальные, подхватив раненого, скрылись за углом.
- Говорю - не суйтесь, пока жив! - сказал Горюнов сквозь зубы и вздрогнул от неожиданности, почувствовав, что мальчик подполз и прижался к нему. Скосив глаза, Горюнов посмотрел* на мальчика. Он был худенький, бледный. Глаза у него были красные, то ли от того, что он много плакал, то ли от дыма…
- =-Да откуда же ты взялся?-спросил Горюнов.
- Я в подвале был, - хриплым голосом ответил мальчик.
- В подвале? Как же тебя миной-то не убило?-
- Вот, значит, не убило, - и. помолчав, добавил: - Стенка упала я и вылез.
- Ну и напрасно вылез, - строго сказал Горюнов, - ступай-ка обратно, тут, понимаешь ли, нечего тебе делать. Пули-то, видишь, так и свищут… Иди, брат, иди в подвал. Слышишь?
Мальчик лежал неподвижно и молчал, опустив голову на руки.
- Не пойду, тут лучше, - тихо сказал он,- не пойду. Темно там, страшно.
- Так, - повторил Горюнов, - вы что значит, жили тут?
- Жили,-тихо ответил мальчик.
Горюнов невольно осмотрелся по сторонам Он как будто впервые увидел эту комнату с обвалившейся стеной, оклеенную голубенькими обоями, разбитый шкаф с черепками посуды, опрокинутый стол, стулья, изорванный в клочья розовый шелковый абажур. Около кадки с фикусом, в углу лежало неподвижное тело сержанта Королькова. Для Горюнова этот дом, эта комната был я только лишь боевым рубежом, который он дол жен был защищать. Но ведь здесь совсем недавно жили мирной и счастливой жизнью люди… Горячая ненависть к врагу, разрушившему эту жизнь, охватила Горюнова. Эх, будь у него еще патроны, он показал бы этим громилам. А теперь. Он взглянул на мальчика и спросил:
- Как звать, тебя?
- Сережей, - ответил мальчик.
- Ну, вот что, Сережа, ты бы все-таки пошел лучше в подвал, у меня такое дело получилось… Как объяснить тебе… Я тут, понимаешь ли, долго не продержусь… Мальчик поднял голову и посмотрел на Горюнова.
- Отступать будешь? - спросил он дрогнувшим голосом.
- Отступать? - Горюнов покачал головой.- Нет, друг мой, Сережа, нет у меня такой привычки - отступать. У меня с боеприпасами заминка получилась. Ненадолго хватит их у меня, так во? ты иди, спрячься. А то как немцы налетят, у меня с ними разговор короткий будет.
Он показал на. гранату и криво усмехнулся. - Понял? И вот- ведь досада какая: лежат автоматные диски во дворе, у дома, у товарищей моих убитых… а что толку? Не добраться мне до них, нога у меня, понимаешь ли, перебитая… да и немцы подстрелят. Двор-то им как на ладони виден…
Мальчик не мигая смотрел на него.
- Ну что смотришь? Иди, говорю, иди… Нечего тебе тут, - строго сказал Горюнов.-Может выберешься из подвала, уйдешь задами к своим, - добавил он более мягким тоном и, снова подняв автомат, стал скупо и расчетливо посылать пулю за пулей в немцев. Между выстрелами он слышал шорох около себя и не глядя понял, что мальчик пробирается ползком к подвалу. Когда его меткие пули успокоили немцев, обернувшись, он увидал, что мальчика в комнате нет.
Горюнов отбросил в сторону бесполезный автомат: в нем больше не было ни одного патрона. Морщась от боли, он отполз немного от окна и сел, прислонившись спиной к стене. Он держал гранату наготове и не спускал глаз с двери. Стрельба усилилась. Он понял, что под прикрытием огня немцы идут в атаку. Сейчас они перебегут улицу и… Он не утерпел. Соблюдая величайшую осторожность, выглянул в окно. Там, за разрушенной оградой, он увидел серые спины немецких автоматчиков, пригнувшихся к земле и готовых по первому слову команды к броску через улицу. «Эх, были бы патроны…» Сильный шорох заставил его вздрогнуть и быстро обернуться назад. Это был Сережа. Он торопливо выбирался наверх из пролома в полу, прижимая правой рукой к груди автоматные диски. Горюнов вскрикнул от радости. Он невольно протянул руку навстречу мальчику. Ему хотелось сказать Сереже какое-то особенно хорошее, ласковое слово. Но он сумел только нетерпеливо прошептать срывающимся голосом:
- Давай, давай скорей…
Он выхватил диск из рук мальчика, поднял автомат, и в тот же самый момент человек двадцать немцев выскочили из-за ограды и побежали через улицу. По ним хлестнула смертоносная очередь. Пять немецких солдат с разбегу ткнулись в дорожную пыль. Остальные на какое-то мгновение замерли в нерешительности и затем бросились назад. Атака была отбита. Горюнов рассмеялся тихим, радостным смехом, провел рукой по лицу и смеющимися глазами посмотрел на Сережу.
- Друг ты мой Сережа! Боевой ты мой товарищ! Да как же… Да где же ты диски-то взял?
- На дворе, - сказал Сережа.
- На дворе? И не побоялся?
Сережа вдруг улыбнулся и передернул плечами:
- Страшно было, - сказал он.
Горюнов обнял мальчика левой рукой и привлек его к себе.
- Ну, берегись, немцы!-сказал он. - Узнаете еще сталинградцев! Мы еще повоюем, Сережа, а? За Сталинград, за наше счастье… Не одолеть нас проклятому врагу. А как ты думаешь, Сережа?