— Высочествам самим ходить нельзя, — заявил Геф, поднимая девочку на руки. — Потому что, а вдруг горошина?
— А что можно высочествам? — заинтересовалась девочка, будто не замечая никого вокруг.
— Высочествам можно все, кроме того, что вредно, а то попа болеть будет, — говорил улыбающийся мальчик.
— Не хочу, чтобы попа болела, — девочка поднесла пальчик к губам. — Значит… Буду послушной?
— Да, любимая, — мальчик нежно поцеловал носик девочки, отчего она смешно фыркнула.
— Дети, кушать будете? — спросила улыбающаяся от этой семейной картины миссис Грейнджер.
— Мы же будем кушать? — спросил Геф и, не дожидаясь ответа, кивнул. — Будем.
— А капризничать можно? — хитро улыбнулась Гвен.
— Только если пироженку не хочешь, — ответил мальчик.
— Ну-у-у-у, так нечестно, — протянула девочка.
— Честно-честно, — сказал мальчик. — Кто не кушает еду, тому не положено сладкое.
— А чуть-чуть можно? — жалобно спросила Гвен.
— Чуть-чуть можно, — прижал ее к себе Геф, отчего девочка замурлыкала.
Миссис Грейнджер едва сдерживала слезы, наблюдая эту семейную сцену. Ее сын и эта девочка уже были семьей, они уже решали свои проблемы, играли в свои игры, и совершенно неважно то, что они все еще дети. Она смотрела и видела безграничную любовь и нежность, что буквально вспыхивала искорками между детьми. Такое бывает очень редко, но бывает. И когда оно бывает, именно это — настоящее чудо, настоящее волшебство, а вовсе не махание палочкой.
***
Когда все расселись за столом, Гвен начала радостно рассказывать про белочек, которых они кормили, про собачку, которая к ней прибежала. Она не играла, а была искренне счастлива. А пока она рассказывала, Геф ей подкладывал кусочки повкуснее, даже помогал поесть.
— Ну Ге-е-еф, — протянула девочка. — Я же высочество?
— Высочество, — согласился мальчик.
— Тогда я повелеваю, как высочество, — корми меня!
— А волшебное слово? — спросил Геф.
— М-м-м… — сделала вид, что задумалась, девочка. — Бегом? Нет? А, наверное, укушу? Тоже нет? Ну-у-у, тогда-а-а по-жа-луй-ста!
— Котенок мой, — с нежностью произнес мальчик, радуясь тому, что Гвен дурачится, а не плачет.
— А мы еще гулять пойдем? — спросила девочка.
— Обязательно и все вместе, правда? — Мальчик посмотрел на взрослых неожиданно серьезным взглядом.
— Правда-правда, — доброжелательно прогудел Вернон.
— Тогда мы перестаем капризничать, быстро доедаем и идем гулять, да? — спросил Геф.
— Да-а-а-а! — ответила ему девочка.
Так, играя, они покушали. Гвен, находясь среди любящих ее людей, просто выкинула из головы мысли о том, что с ней плохо. Доверяя Гефу, она отдала эти мысли ему, живя сегодняшним днем. Радуясь солнышку, снегу и мальчику рядом. И это было правильно.
Потом все оделись, со смехом и шутками посмотрев театральную пьесу под названием «торжественное одевание капризульки». И пошли гулять. Кресло сейчас катил Вернон, позволяя доченьке двигаться, держась за руку Гефеста. Вокруг было снежно, люди смотрели на эту большую семью, улыбаясь девочке, которая чувствовала себя сейчас самой счастливой и особенной на свете, и это было вовсе не потому, что она умеет колдовать, а потому, что ее любят, несмотря ни на что. Любят просто за то, что она есть.
========== Часть 12 ==========
Комментарий к Часть 12
Глава писалась между вертолетами, так что надежда на адекватность есть.
Когда ребенок заболевает, жизнь всей семьи меняется. Исчезают привычные ритуалы, меняются традиции. Появляются новые ритуалы, новые желания, новые традиции. Все теперь крутится вокруг ребенка. Гефест не почувствовал этого перехода, для него все изменилось еще первого сентября в том купе, где тихим воробышком сидела девочка. Именно тогда его жизнь разделилась на «до» и «после», поэтому сейчас для него все было проще, чем для Гвен, Петуньи, Вернона, Дадли и родителей. Он просто принял к сведению, что его котенку нельзя ходить, чтобы не напрягать сердце, нельзя нервничать, нужно наблюдать за артефактом и быть готовым. Он и так был всегда в готовности с того первого сентября.
Утром Гвен просыпается на груди Гефа, потягивается, и начинается игра. Игра в капризную или послушную принцессу, игра в маленькую девочку или в большую уже. Как только она открывает глаза, то видит взгляд, наполненный нежностью. Взгляд самого любимого человека на свете. Переодевание, когда слабость, это очень непросто, туалет — целое приключение, умывание… То, что другие проделывают автоматически, не задумываясь, стало не самым простым занятием для девочки. Если бы не Геф…
— Проснулась? — Нежный поцелуй носика, ставший уже традицией. — Давай я тебя поглажу.
— Мур-р-р, — отвечает Гвен. — Погладь меня…
И он гладит, постепенно усиливая нажим. Дренажный массаж. Необходимый девочке, чтобы вода не застаивалась, чтобы сердце не тратило лишнюю энергию. Сердечная недостаточность — это и отеки, а где отеки, там и массаж. Диуретики справляются далеко не всегда, при тяжелых формах не справляются вовсе. Но без них — гораздо хуже, а ведь еще нужно следить за калием, натрием, кальцием{?}[Следят за электролитами крови, но они зависят от медикаментов и продуктов питания]. Это непросто, но и к этому привыкаешь, вот и Гефест привык. Главное, чтобы его девочке было комфортно, чтобы она не задумывалась о болезни, чтобы не грустила. Закончив с массажем, он еще несколько минут просто гладит, чтобы Гвен расслабилась. А потом туалет, ее нельзя оставлять одну, но и присутствие очень смутит девочку, потому Геф просто пересаживает ее и выходит. Дождавшись тихого: «Геф» или «я все», войти и пересадить. Подать зубную щетку, пасту и…
— Давай наперегонки?
— Давай!
Радостная улыбка, обязанность превращается в веселую игру. Умыться одной почти невозможно, потому что канюли мешают, а снять их даже на минуту опасно. Геф никогда не подвергнет любимую опасности. А вот после умывания можно и переодеться, но утром часта слабость, и самой ей это сделать сложно. Если бы не безграничное доверие, которое испытывает девочка к Гефу, все было бы намного сложнее, а так… Он спокойно переодевает ее, как маленькую, и ей нравится чувствовать себя маленькой в эти моменты.
— А почему ты не смущаешься, когда видишь меня… Ну…
— Потому что я тебя просто люблю. Всю тебя, полностью. Да и рано нам еще смущаться от такого.
— Я тебя очень-очень люблю, — говорит уже полностью одетая Гвен.
***
Раньше или позже это должно было случиться. Через это проходят абсолютно все лежачие больные и часть сидячих. Само по себе «это» не кажется таким уж страшным, но только не для пациента. Очень сложно научиться «ходить под себя». Очень тяжело морально, очень смущает сам процесс.
Гвен завозилась, мгновенно разбудив Гефа. Проснувшись, он пару раз закрыл и открыл глаза, чтобы прогнать сонную одурь, после чего повернулся к любимой девочке. Она смотрела на него виноватыми глазами.
— Геф… — сказала девочка, покраснев, что было видно даже в предутреннем полумраке. — Я в туалет хочу.
— Ну давай, попробуем, — сказал Геф.
Он подошел к ней, собираясь взять на руки, но она не сдвинулась с места. Посмотрев внимательнее, он понял, что что-то не так.
— Что случилось, котенок? — озабоченно спросил он.
— Не могу… — тихо ответила Гвен и заплакала.
— Не надо плакать, любимая, сейчас мы все решим, — спокойно сказал Геф, направляясь в сторону уборной.
Взяв в руку судно, он вернулся обратно. Гвен сразу же увидела странную посудину, с которой она уже была знакома в той больнице, иногда возвращавшейся еще в кошмарах. Девочка расширила глаза и сделала еще одну попытку двинуться с места, но не преуспела. Ей казалось, что тело отказалось отвечать на ее желания. Это было бы очень страшно, если бы она не тратила все свои силы на кое-что другое.