— Ну тогда мы еще не знали, что я с тобой пойду куда угодно.
— И я… Эх, если бы можно было отключить эту магию…
— Поискать информацию?
— И ты готов отказаться от магии?
— Ради тебя я готов на что угодно. Так как?
— Не надо, любимый, пусть все будет, как будет.
***
Стемнело, по часам Гефа, оставалось где-то с полчаса до прибытия. Гвен давно спала, устроенная мальчиком на креслах и мантиях, ее артефакт помаргивал желтым глазом, что означало «могло быть и хуже», но кислород шел нормально, девочка дышала, значит, просто не самое удобное ложе виновато. В дверь пару раз пытались вломиться, без особого успеха, впрочем. Показанное русским профессором заклинание отлично справлялось с любопытными. Пора будить котеночка.
— Просыпайся, ангел мой, — поцеловал Геф девочку.
— Ничего не знаю, это ты ангел, — ответила она, просыпаясь.
Артефакт мигнул и стал салатовым, Геф отметил этот факт про себя. Усадив девочку, он вытащил разложенные таблетки на сегодня и выдал Гвен полагающуюся порцию.
— Опять таблетки… — капризно хныкнула девочка.
— Это лучше, чем уколы, — улыбнулся мальчик, в «укладке»{?}[Сумка с содержимым, обычно инструментарий, медикаменты и т.п.] которого были и ампулы, и шприцы. — Представляешь, по четыре укола каждый день? Твоя попа от тебя бы убежала.
— Да, — вздохнула девочка, вдосталь хлебнувшая этого в раннем детстве. — Лучше, чем уколы. Давай…
Она выпила таблетки, поезд начал замедляться, Геф потянулся за зимней мантией, которая до тех пор отлично себя чувствовала в сумке. Обрядив девочку в мантию, он пересадил ее в кресло и подобрал полы так, чтобы они не вытирали грязь с земли и с кресла, после, облачившись в свою мантию, мальчик присел рядом с Гвен, ожидая, пока поезд не остановится.
— Любимая, не нервничать, да?
— Да, Геф, — кивнула девочка.
— Смотри у меня, — шутливо погрозил он ей пальцем.
Когда поезд остановился и Геф смог тем же методом, то есть помогая себе характеристикой строителей вагонов, Хогвартса и всего волшебного мира, вытащить кресло, то его ждало еще одно испытание — кареты.
— А может, ну его, тот Хогвартс? Давай домой поедем? — тихо сказала Гвен, посмотрев на кареты.
— Спокойно, сейчас все будет, — ответил Геф, поднимая девочку мобиликорпусом из кресла и складывая кресло.
Потом он перенес девочку в карету и залез сам, с трудом затащив и сложенное кресло. Посмотрел на Гвен, вздохнул.
— Во мне крепнет желание сменить школу, ты как к этому относишься?
— Я бы и страну сменила на что-нибудь потеплее, — ответила прижавшаяся к нему девочка.
— Значит, подумаем летом, — заключил Геф.
========== Часть 14 ==========
Кресло, конечно, удивило профессоров, но у Гефеста было ощущение, что чего-то подобного они и ожидали. Лекарства помогали, ночных приступов опять стало меньше, Гвен уже могла сосредоточиться на уроках, хотя и уставала, конечно. Зелья стали получаться хуже, потому что испарения от котла… В общем, Гвен на занятии готовила ингредиенты, а варил Геф. Это огорчало девочку, но она понимала, что пока никак, а Геф задумался о вытяжке.
— Профессор Флитвик, скажите, а в классе зелий можно ли сделать такую штуку? — обратился он как-то к декану.
— Давайте посмотрим, молодой человек, — заинтересовался профессор. — Не вижу проблем, зачем это вам?
— Гвен любит зельеварение, а сама варить не может, потому что испарения… — объяснил Гефест. — Это ее очень огорчает.
— И вы хотите сделать эдакую вытяжку, чтобы мисс Поттер могла сама варить?
— Да, сэр.
— Что ж, не вижу препятствий, идите, юноша, я сам поговорю с профессором Снейпом.
Когда на следующем уроке Гвен узнала, что теперь она может сама варить зелье, ее радости не было предела. Она даже взвизгнула от счастья и хотела обнять профессора.
— Мистера Грейнджера благодарите, — ответил ей улыбающийся профессор Снейп, которому была приятна радость девочки.
С трудом дождавшись конца урока, Гвен обняла мальчика и просто прижалась к нему, молчаливо благодаря. И было в этом жесте столько, что Геф задохнулся от нежности. Потом они двигались по направлению к спальне, а Гвен рассказывала, какие еще зелья она мечтает сварить.
Другие школьники некоторое время косились на кресло, но потом успокоились. Ну вот есть, ну парит, героиня же, ей можно. С ними не очень общались, сначала страшась напугать, а потом… Дети — они разные, сострадание есть далеко не у всех, понимание тоже, поэтому мир Гвен в Хогвартсе замкнулся на Гефе. Ее это ничуть не беспокоило, мальчика тоже, он с детства был не слишком контактным, предпочитая книги людям. А в жизни Гвен больниц было гораздо больше, чем дворов и школ, поэтому научиться общаться ей было негде. Хорошо, когда детей учат нормально относиться к особенному ребенку, но даже в Европе это началось гораздо позже.
— Геф, дай списать трансфигурацию.
— Лениво делать или устала?
— Устала…
— Тогда я тебе копию сделаю и сдашь.
— А не наругают?
— Не думаю, иди лучше сюда.
Переложил с кресла на кровать, переодел… Почему-то после каникул Гвен не хотела, чтобы ее переодевал домовик, а только Геф. Мальчик принимал это, как знак доверия, а девочке были приятны прикосновения его рук, просто как ласка, очень уж осторожно Геф ее переодевал, массировал и гладил.
Так пронеслась зима, Гвен привыкла к режиму, Геф приучился многое делать просто автоматически. Наступала весна, а весна — это не только цветение, зеленая травка, поющие птички. Это еще и обострения различных заболеваний, обычно хронических. Это время, которое проклинают многие хронически больные, потому что именно тогда снова становится больно или плохо.
Не обошло это время и Гвен. Она стала сильнее уставать, не была в состоянии высидеть весь урок или доварить зелье, что огорчало ее просто до слез. Казалось бы, что проще, можно укоротить уроки, выбрать другое зелье, но профессора по какой-то причине этого не сделали, и девочка переутомлялась. У нее не было сил ни на что, Гвен начала чаще плакать, а это породило новые приступы. Тогда Геф попросил профессоров делать паузы в уроках, каждые двадцать минут. Они, конечно, пошли ему навстречу, но при этом совершили страшную ошибку. Хорошо, что, когда это случилось, до конца семестра оставались считанные дни, буквально неделя, но это была самая страшная неделя в Хогвартсе.
Профессора начали показывать Гвен свою жалость. У девочки совершенно опустились руки, не помогали ни уговоры, ни медикаменты, ни разговоры. Она начала замыкаться.
— Любимая, скоро поедем домой.
— Да, — безучастный ответ.
— Мама и папа по тебе соскучились.
— Да.
— Сейчас я тебя отшлепаю, — с той же интонацией.
— Да… Что? — Искреннее удивление в больших зеленых глазах.
— Прекрати, любимая, они глупые и не понимают, но ты же умная.
— Я умная? — любопытством сияют любимые глазки.
— Конечно, ты же понимаешь, что ты самая лучшая?
— Да, — гордо подняв носик к потолку. — Я самая лучшая!
— Вот и умница, не будешь больше грустить?
— Не буду… — подобралась поближе, чтобы обнять. — Ты у меня самый-самый, как ангел, всегда меня спасаешь.
— Хорошо, что ты есть, котенок. Отдохни пока, а я чары доделаю, хорошо?
В этот раз депрессии удалось избежать. Гефу посчастливилось найти правильное слово, спровоцировать реакцию, и самого страшного удалось избежать. Ночью, конечно, будет совсем не весело, но это дело привычное, потому что все теперь точно будет хорошо.
Если и есть что-то, что страшнее оскорблений для «особенных»{?}[Тяжело больные и инвалиды. Принятое в Европе именование.] детей — это жалость. Не сочувствие, не сопереживание, а жалость. Жалость показывает детям их неполноценность, неправильность. От чужой жалости до полноценной депрессии один шаг, даже полшага. Хрупкое равновесие рушится, появляются мысли о нехороших вещах, значительно ухудшается общее состояние и исчезает воля к жизни. Тяжело больной ребенок без воли к жизни сгорает за считанные дни, никакая реанимация не поможет, если человек просто не хочет жить.