Сегодня у ребят праздник. Гвен исполнилось целых двенадцать лет. Геф ее поздравил с самого утра, но подарки будут только после завтрака, который сегодня еще вкуснее, чем обычно. Тимофей Ильич готовит так, что еда тает на языке. Но сегодня такой день… Девочка с утра в самом солнечном настроении, поэтому сама быстро съедает завтрак и без споров принимает лекарства. Ей очень хочется увидеть подарки. Она подъезжает к внушительной горке пакетов, когда за окном слышится звук подъехавшего автомобиля. Гвен замирает, ее охватывает какое-то необычное ощущение… Ожидание чуда.
Геф подходит поближе, обнимая девочку сзади, и она прижимается щекой к его руке. Входная дверь открывается, а там… Гвен чувствует, как слезы текут по ее щекам.
— Мама! Мамочка! — крик ребенка буквально встряхивает домик. — Папочка! Дадли!
В домик входят они — мама, папа и братик. Те, по кому девочка скучала все это время, те, без кого иногда было грустно. Те, кого не может заменить даже Геф. Потому что это родители. Они обнимают девочку, целуют, осторожно обращаясь с ней… Но это самый лучший подарок для нее в этот день. Она даже жмурится от удовольствия, а рядом стоит безумно счастливый за нее Геф, который ее всегда понимает. Когда артефакт начинает помаргивать красным, мальчик садится перед девочкой и просит ее взять себя в руки.
— Но я же не нервничаю, — удивляется девочка.
— Слишком много радости тоже опасно, маленькая моя, — целует ее носик Геф.
— Хорошо, я сейчас… — девочка закрывает глаза и понемногу успокаивается. — Так хорошо?
— Хорошо, котенок, — обнимает ее мальчик. — Ты молодец.
Потом придут гости: профессор, доктор Саша, доктор Василий и Лена. Они все будут сидеть за большим столом и кушать огромный торт. Но счастье этого дня останется с Гвен навсегда. Самый волшебный подарок на день рождения.
— Я так счастлива, любимый, — шепчет Гвен мальчику вечером в постели.
— Я знаю, маленькая, — отвечает он. — Ведь я чувствую тебя.
— Вот это настоящее чудо, а не махание палкой, — шепчет она.
— Да, любимая.
***
Вернон был вынужден уехать через две недели — работа, а Петунья с Дадли остались почти до самого конца каникул. Они также получили двусторонние артефакты, чтобы общаться с окружающими, Гвен им рассказала про домового и объяснила, что он кормит ее так, как правильно, поэтому критиковать нельзя.
— Доченька, я бы и не решилась в чужом доме критиковать, — удивилась просьбе дочери Петунья.
— Спасибо, мамочка, ты у меня самая лучшая!
Они гуляли в большом парке, много разговаривали, а еще Петунья смотрела, как дети учатся, радуясь успехам доченьки и поражаясь терпению учителей. Решив помочь Гефу, она помогала Гвен с судном, когда та не могла сама. Мыла свою девочку, как в детстве, и, кажется, была счастлива. Дадли много времени проводил с ними, ничуть не скучая. Видно было, как он соскучился по сестре.
Но все заканчивается, закончились и каникулы. Всплакнув, но удержав себя, попрощалась Гвен с мамой и Дадли. Погрустил, попрощавшись, и Геф. Сегодня у них опять было обследование, но уже не в домике, а в больнице — том самом высоком здании с красным крестом. У Гефа нашли следы транзиторной ишемической атаки{?}[В народе — микроинсульт] и посоветовали учиться держать себя в руках во избежание проблем, Гвен поняла, что это результат того случая… Ну… После которого она решила больше не умирать.
— Прости меня, любимый, — шепнула она мальчику.
— Тебе не за что извиняться, все же уже хорошо? — спросил Геф.
— Я боюсь тебя потерять, — призналась Гвен.
— Ты никогда меня не потеряешь, — твердо пообещал Геф.
— Никогда-никогда? — спросила девочка.
— Да, котенок. Никогда-никогда.
Гвен успокоилась и снова стала улыбчивой. Начались уроки магии. Их учили не бесполезным, по ее мнению, превращениям вазы в черепаху и наоборот, а более приземленным вещам. Сначала зелья аптечки первой помощи, бытовые заклинания, превращение ненужного в нужное. Потом задачи начали постепенно усложняться. Упор был на практику, никаких эссе на полкилометра. У Гвен и Гефа отлично получались зелья и чары, а вот с превращениями дело обстояло похуже, но они старались. Все учителя были приветливыми, благодушными и никогда не ругались. Гвен однажды даже спросила: почему так?
— А зачем ругаться, девонька? Ты стараешься, не ленишься, я это вижу, ну а то, что с первого раза не вышло, так это обычное дело. Я учитель, хорошая моя, мое дело тебя научить, а не заставить, понимаешь разницу?
— Кажется… да, понимаю! — улыбнулась девочка.
— Геф, — спросила Гвен мальчика вечером. — Как ты думаешь, почему у нас в Хогвартсе нет учителей?
— Наверное, потому, что это никому не надо… — заключил мальчик.
========== Часть 20 ==========
Постепенно втянувшись в учебу, ребята начали задумываться о том, что же будет дальше. Вот выучатся они, а потом? Где им жить? Как им жить? С этими вопросами Геф решил обратиться к профессору.
— Лучше всего тебе, Гвен, будет в таких местах, как это. Это если судить с медицинской точки зрения, а сама ты где хочешь жить?
— Здесь… — прошептала девочка. — Я знаю, что Англия — это Родина, но… у меня там ничего хорошего, кроме родителей, Дадли и Гефа, не было. Ну и ребята… Но это потому, что я…
— А Гефест?
— А что Гефест? — ответил вопросом на вопрос мальчик. — Гефест там, где Гвен.
— Значит, тогда так… Можно вам оформить советское гражданство, но как быть с родителями?
— А мама с папой и братиком смогут сюда? — тихо спросила девочка, ругая себя за эгоизм.
— А мы их спросим. Я на следующей неделе лечу в Лондон по делам, как раз и спросим. И поговорим, — сказал Шабалкин.
— Тогда это будет ура! — воскликнула Гвен. — Только у меня… у нас просьба.
— Какая, девонька?
— Можно нам учителя русского языка еще? — с надеждой посмотрела девочка на профессора.
— Будет вам с завтрашнего дня, — ответил улыбающийся профессор.
— Ура! — запрыгала в кресле Гвен.
— Ура, — согласился Геф.
— Значит, так и порешим, — сказал профессор, собираясь.
Возможно подростки о многом не подумали. Ведь Советский Союз — совсем другая страна, и то, что им комфортно здесь, вовсе не значит, что здесь будет комфортно родным. Но Гвен и Геф уже фактически были отдельной семьей и решали для себя, а родители, если захотят, смогут присоединиться. А если нет… Значит, нет.
***
Это случилось зимой. За окном мела метель, в доме было тепло, но настроение Гвен не было праздничным. Последние дни ей было очень грустно, Геф с ног сбивался, пытаясь развеселить девочку, но тщетно. Кардиограмма плясала, аритмия то проявлялась, вызывая напряженность, то исчезала. Было трудно дышать, несмотря на кислород.
— Ну что ты, маленькая? Что случилось? — обнимал Гвен мальчик. — Как мне тебе помочь?
— Не знаю… — грустно отвечала девочка. — Как-то все серо…
Это пугало. Такие ощущения могут быть предвестником серьезного сердечного приступа. Снова Геф спал вполглаза, не доверяя аппаратуре. Врачи наблюдали детей с каким-то напряжением, ожиданием беды. Напряжение росло с каждым днем, пока однажды ночью Геф проснулся от тихого хныканья. Это было настолько невероятно, что мальчик сначала даже не понял, в чем дело, только потом услышал то, что сразу же разбудило его.
— Больно-больно-больно, — хныкала девочка, свернувшись в позу эмбриона.
— Где болит? Как болит? — сразу же отреагировал Геф.
— Вот тут, — показала на область малого таза{?}[Паховая область в данном случае.] и живот девочка. — Тянет и режет, и еще давит, и… и я не знаю…
Она заплакала, а Геф сначала осторожно прощупал, но все проверяемые симптомы аппендицита, панкреатита, даже колики были отрицательны{?}[То есть, их не было.]. Мальчик, старательно давя зарождающуюся панику, поднял одеяло и увидел, что пижамные штаны испачканы в чем-то темном. Паника стала сильнее, перед мысленным взглядом Гефа пронеслись страницы из учебника с описанием возможных патологий. Загудел монитор, сигнализируя о падении частоты сердечных сокращений, и мальчик нажал тревожную кнопку, оценивая на глаз объем крови. Трогать плачущую любимую он не решился, потому что инструкции категорически запрещали двигать пациента в таком случае. А инструкции пишутся кровью.