— Любимый, у меня голова кружится, — сказала девушка как-то ночью. — И… как-то мне не так…
Кардиомонитор показывал несколько сниженный пульс и резко сниженное артериальное давление.
— Это потому, что ты хочешь какао и шоколадку, — улыбнулся Геф, прося домового об услуге.
— А может быть, я хочу еще и обнимашек? — немножко капризно спросила Гвен.
— Тогда ты их получишь прямо сейчас, — ответил парень, обнимая девушку.
— Ты не думаешь, что я «нашла время»?
— Я. Тебя. Люблю, — произнес Геф так, как будто это все объясняло.
На самом деле оно и объясняло. Геф любил Гвен всем сердцем, отдавая всего себя, так же, как она отдавала все, что у нее было. Они уже сейчас были единым целым.
Утро принесло давно ожидаемую радость — приехали Грейнджеры. Гвен думала, что они будут вести себя так же, как Дурсли — начнут обнимать родного сына, но миссис Грейнджер удивила девушку.
— Гвен, здравствуй, похорошела-то как! — воскликнула миссис Грейнджер, обнимая ее. — Как ты тут?
— Я… я… я хорошо, — запинаясь, ответила пораженная девушка со слезами в глазах.
— Почему слезки на глазах? — спросила миссис Грейнджер, присаживаясь рядом с креслом.
— Любимая не ожидала, что ты ей так обрадуешься, — улыбнулся Геф, отлично понимая своего котенка.
— Ну а кому еще, ведь она тут девочка, а девочке нужно тепло, да?
— Да-а-а… — прошептала девушка, становясь маленькой девочкой, и внезапно обняла миссис Гренджер, как обнимают дети своих родных.
— Ну что, сын, уберег нашу красавицу? — проговорил подошедший сзади мистер Грейнджер.
— Да, пап, — ответил Геф, понявший, что на самом деле только что случилось.
Потом они сидели за столом, где Гвен неожиданно прижалась к миссис Грейнджер. Девушка сама не понимала, что с ней происходит, а миссис Грейнджер обнимала ее, разговаривала с ней, выслушивала комментарии Гефа. Только однажды, забеспокоившись, Гвен поймала взгляд парня и едва не задохнулась от нежности и понимания, которыми он был наполнен.
Миссис Грейнджер, как врач и как мать, понимала Гвен, ведь девочке очень нужно было тепло, тепло не только самого любимого человека, но и материнское тепло. Чтобы можно было просто прижаться, просто расплакаться, просто быть слабой девочкой. Ей очень нужны были объятия мамы и понимание, признание и… «мы тебя любим». Как и каждой девочке, каждому ребенку. Что бы она ни думала, как бы девочка ни приняла поступок Дурслей, она все еще была девочкой, которой очень нужна мама. Мама, которая всегда, что бы ни случилось, выберет ее.
Миссис Грейнджер понимала девочку даже лучше, чем та понимала себя сама. Петунья Дурсль выбрала не ее, не Гвен. Да, этому были логичные, правильные объяснения, но эти объяснения существовали для мозга, а не для сердца маленькой девочки, у которой не было детства. И миссис Грейнджер очень хотела дать этой малышке детство. Всей душой.
Было и еще кое-что. Узнав, что Грейнджеры переезжают, мистер Дурсль передал ей бумагу, в которой… Миссис Грейнджер так же, как и мистер Грейнджер, понимала, почему Дурсли так поступили, но им стало больно от одного вида этой бумаги. Потому что это предательство. Как ни крути, как ни объясняй, но это — предательство.
Серьезный документ гласил, что Петунья и Вернон Дурсль отказываются от опеки над несовершеннолетней Гвиннет Поттер и передают опеку семье Грейнджер, не возражая против удочерения. Петунья мало того, что выбрала не Гвен… Может, она хотела только хорошего девочке, но… Опять это проклятое «но». Взрослые часто делают что-то для блага ребенка, совершенно не задумываясь о том, как сильно сделанное травмирует этого самого ребенка. И эту бумагу миссис Грейнджер никогда не покажет Гвен. Она просто станет девочке мамой.
***
— Любимый, а почему твоя мама ко мне так…
— Как мама?
— Да… Как настоящая мама…
— Потому что она мама, и она нас любит.
— Нас? А меня за что, я же никто?
— Любят не «за что-то». Любят «потому что».
— А почему меня любят?
— Потому что ты есть. Просто потому, что ты есть, котеночек.
========== Часть 22 ==========
— Мама, можно мне… Ой, — сказала Гвен и сразу осеклась, испугавшись.
— Что, солнышко? — обняла ее миссис Грейнджер, которую девочка все чаще, забывшись, называла мамой.
— Можно мне пирожок? — тихо сказала девочка, виновато посмотрев на женщину.
Геф обнял их обоих, после чего поднял Гвен на руки, пересадив ее на колени маме. Миссис Грейнджер улыбнулась девочке, погладила ее по волосам, как той нравилось и проговорила:
— Я не против, малышка, если ты хочешь, можешь меня называть мамой.
Целую минуту, наверное, Гвен неверяще смотрела на миссис Грейнджер, после чего расплакалась. Тревожно загудел монитор, девочку сразу же принялись успокаивать.
— Не надо, маленькая, не плачь, — шептал ей Геф, готовясь к неизбежному, по его мнению.
— Я предала маму Петунью, да? — ответила плачущая девочка.
— Нет, моя хорошая, ты никого не предала, — сказала ей миссис Грейнджер. — Так бывает, может быть и две мамы, и три.
— Правда?
— Правда-правда, — улыбнулась женщина.
— Почему ты такая? — спросила Гвен.
— Какая? — поцеловала ее в лоб миссис Грейнджер.
— Добрая…
— Потому что она мама, — тихонько сказал Геф. — Наша мама.
— Мама… Ты совсем другая…
— Каждая мама особенная, малышка.
— Мама… Скажи… А почему мама Петунья не сказала мне, что не переедет? И когда летом тут была тоже?
— Возможно, не хотела тебя волновать?
— Да… Наверное… А скажи, если бы я… Ну если бы, например, сейчас мне надо было бы уезжать далеко-далеко, а Геф бы оставался тут, ты что бы сделала?
Это был самый важный вопрос для маленькой девочки, которая еще жила в сознании Гвен и на что-то надеялась. Ей нужно было проверить эту маму и понять, почему она не может полностью принять решение Дурслей. Хотя, если бы мама Петунья с ней поговорила бы, то было бы проще. Намного проще было бы именно принять решение, ведь у мамы Петуньи же точно были разные причины, но та промолчала. А Грейнджеры всегда открыто говорили, если что-то было не так. Готовили ее, но всегда говорили…
— Геф большой мальчик, и он мальчик, доченька. Он сам вполне может справиться, а ты — девочка, может быть, ты сама и справишься, но это неправильно, — ответила ей миссис Грейнджер. — Мы бы поехали с тобой. Не плакать!
— Я не буду, мама… — прошептала девочка.
Эта мама бы выбрала ее. Просто, потому что так правильно… Гвен обняла миссис Грейнджер, прижавшись к ней. Пусть все идет, как идет, потому что это сложно. Очень сложно для девочки.
— Не надо задумываться, котенок, — попросил Гвен мальчик. — Пусть все будет, как будет, хорошо?
— Хорошо, любимый… — прошептала утомившаяся девочка и закрыла глаза, оставаясь на руках у мамы.
Миссис Грейнджер покачивала дремлющую из-за усталости девочку, думая о том, что слишком много вопросов свалилось на эту малышку, которая просто не может ответить на них, потому что нет у нее такого опыта, да и не на все вопросы можно ответить однозначно. Пусть отдохнет…
***
Все чаще гуляя или отправляясь куда-то Геф замечал, что оценивает все по размеру кресла — есть ли ступеньки, пройдет ли кресло, будет ли Гвен комфортно. Это стало частью жизни, частью восприятия, получалось как-то само собой. Стала рутиной и аритмия, ежедневные таблетки и анализы раз в месяц. Снизилось число приступов.
Гвен училась, учился и Геф, они достаточно быстро проходили программу средней школы, осваивали магию, и совершенно не хотели думать о том, что будет после. Привыкшие жить сегодняшним днем дети, сами не заметили, как пролетел год. Целый год пролетел, будто не было его. Вот сегодня Гвен исполняется тринадцать. Много подарков, праздник, огромный торт, но…