— Ты ведь никогда таким не был. Ну же, Тео.
— Возможно, она права.
— Ты сам это начал. Теперь ты не можешь все бросить.
— А что толку? Эмми говорит, мы убиваем людей.
— Мы никого не убили.
— Создаем у них потребность.
— Думаешь, они свободны? Мы нужны им.
— Мы создали эту нужду.
— Сигареты помогают. Ты сам слышал истории.
— Жалкая замена настоящей помощи.
— Настоящей помощи не существует.
— Мы создаем у них зависимость.
— Мы больше зависим от воды.
— Что?
— Благодаря ей мы живем.
— Мы раньше умираем.
— Испытывая при этом удовлетворение.
— Страдают дети.
— Меньше, чем когда их бьют.
— Это не связано.
— Связано — беспричинным бешенством родителей, жаждущих покурить.
— Ладно, хорошо. И все же это опасно.
— Это ведь не наркотики, Тео. От этого не рушатся дома.
— Зато возрастает опасность пожара.
— Это всего лишь одна безумная женщина со своими дружками.
— Она не безумна.
— Они все одинаковы.
— Просто замужняя.
— Ненавидят одного курильщика, а валят на всех остальных. Нам надо только продолжать, пока она не отступится и не оставит нас в покое.
— Думаешь, она меня ненавидит?
— Откуда мне знать? Она ненормальная.
— Ты видел, как она размахивает плакатом? Восхитительно.
— Перестань себя мучить. Слушай, давай покурим, пока Бананас не изодрал диван. Тео.
— Прости. Что?
— Давай покурим, ладно?
— Я пытаюсь снизить дозу.
— Пытаешься сделать что?
— Говорят, иногда сигареты заменяют влечение.
— Последняя просьба, солдат.
Я виню себя. Пожалев его, я сам об этом попросил.
1916 год и т. д. Офицер достает из верхнего левого кармана своего мундира серебряный портсигар, а затем спрашивает Уолтера насчет последней просьбы. Уолтер молчит.
— Говори, солдат. Хочешь сигарету или нет?
— Я не курю, — говорит Уолтер.
— Я не курю, сэр.
— Я не курю, сэр.
— Разумеется, ты куришь. Тебя вот-вот расстреляют. Бери.
Не лучшее время говорить, что Уолтер не курит, поскольку это вредно для здоровья, поэтому он взял у офицера сигарету и сжал ее губами. Затем офицер достал серебряную зажигалку и чиркнул колесиком. Бензин кончился.
— Проклятье, — сказал он.
Он спросил снабженцев, нет ли у них спичек, и, к сожалению, таковые сыскались. Офицер взял коробок у кондитера, тут же занявшего свое место в строю с ружьем наизготовку.
— Эти спички отсырели, — сказал офицер. — Где они были?
— В окопе, сэр.
Офицер зажег спичку, чтобы проверить, горят ли они вообще. Отшвырнул первую спичку и вернулся к Уолтеру. Зажег вторую и поднес к сигарете Уолтера, как раз когда тот выдохнул, тренируясь курить. Спичка погасла.
— Простите, — сказал Уолтер.
— Простите, сэр.
— Простите, сэр.
Офицер зажег третью спичку, и его застрелил немецкий снайпер.
— Можно мне посидеть на твоем пуфике?
— Нет, мам, пожалуйста.
— Я никогда раньше не сидела на пуфике. Низковато.
— Мам.
— А вообще-то удобно. Надо наклониться? Или откинуться?
— Не сиди на моем пуфике.
— Я только пробую. Помоги мне встать.
Она подобрала и сложила кое-какую одежду.
Подошла к постели и села на краешке позади меня. Взяла книгу с ночного столика и посмотрела на тающие часы на обложке. Потом медленно, словно протягивая руку, чтобы схватить живое существо, достала сигарету Джулиана из открытого пенала фирмы “Хеликс”. Укоряюще воздела руку:
— Грегори.
— Мам.
— Что это такое?
— Мам, ты знаешь, что это такое. Это сигарета.
— А что она делает в твоей комнате?
— Она моя. И это всего лишь сигарета.
Я забрал у нее сигарету и сунул обратно в пенал. Мама сказала, что она меня не понимает, и я почувствовал, что она изо всех сил старается быть всепонимающей.
— Сперва сигареты, — сказала она, — а потом Нью-Йорк. Все дело в девушке?
Я не ответил.
— Знаешь, ты ведь можешь поработать в магазине.
Ее рука с материнским коварством обняла мои плечи, меж тем как мать терпеливо объясняла мне, что на улицах Нью-Йорка каждый день застреливают приезжих идеалистов — в основном реалисты. Она также напомнила мне, что я всецело принадлежу к среднему классу и потому совершенно ничего не умею. Я должен помнить, кто я такой: Грегори Симпсон, сын мистера и миссис Симпсон, торговцев табачной продукцией.