- Добро пожаловать, милости просим в мое скромное королевство, хаджи Ибрагим! Да будет вам моя страна родным домом. Благословенно ваше присутствие. Да поведет вас в эти дни мудрость Аллаха.
- Ваше величество, нет слов, чтобы описать волнение этого момента, - ответствовал отец.
- Чего бы вы ни пожелали, теперь или потом, вам стоит лишь протянуть руку, - ска-зал король и повернулся ко мне. - Твое имя, сын мой?
- Я Ишмаель, - торжественно произнес я.
Нас слегка подтолкнули, чтобы не задерживали очередь, и в конце концов мы очути-лись в самом большом шатре, какой мне приходилось видеть, - он вмещал всю делега-цию. Нетрудно было разобраться, кто здесь беженец, а кто из богатых и зажиточных пале-стинцев - это были лохмотья и золотые нити, перемешавшиеся во всеобщем братстве.
Последовавший за этим пир был еще более пышным, чем те, что устраивал отец, бу-дучи мухтаром Табы. Многие из нас давно не видели такой еды и ели, пока не раздулись, и после этого тоже продолжали есть. Музыка и танцовщицы дополнили атмосферу любви и согласия. Слуги раздавали гашиш, чтобы наше блаженство не растаяло слишком скоро.
После пиршества мы смотрели верблюжьи гонки, искусство верховой езды и соко-линой охоты, и снова были музыка и танцы. Потом мы слышали по радио, что король ти-хо ускользнул из Аммана, не желая своим присутствием нарушать демократизм встречи.
На следующий день отец отправился в свою комиссию, заседание которой началось и кончилось общим криком из-за его попытки расширить повестку дня, а не просто при-нимать уже составленные решения. Он высказался за то, чтобы не употреблять слово "бе-женец", но его перекричали. Я вскоре ушел, чтобы собрать сведения, которые он велел мне достать.
Вечером я рассказал отцу о том, что удалось узнать. Шейх Таджи - глава полукоче-вого племени, занимавшего территорию к северу от залива Акаба и предместьев Эйлата. В начале войны с евреями египтяне в военных целях выселили их из родной страны, и они бежали в Хеврон. К концу войны евреи завоевали пустыню Негев и оставили шейха Тад-жи удивляться, зачем он уехал. Оставшихся бедуинов евреи не тронули, и они сотрудни-чали с евреями, снабжая их охотниками и сведениями.
Пока шейх Таджи сожалел о своей ошибке, он оказался в Хевронском лагере в бед-ственном положении. Мэр города был верным сторонником Абдаллы и превратил лагерь в один из оплотов короля в Западном Береге.
Отец показал мне маленький талисман, который дал ему Таджи, - яшмовый брелок с абстрактной резьбой. Я узнал обычный бедуинский талисман для охраны от джиннов.
- Эта штука потом доставит к нам шейха Таджи, - сказал отец. - Что ты узнал о здешнем лагере?
Я с важностью прокашлялся.
- Шнеллер и все лагери вокруг Аммана гораздо хуже, чем Акбат-Джабар, - сказал я. - Здесь они живут или умирают по одному закону. Абдалла завербовал всех важных ста-рых мухтаров и раздал им и их семьям все рабочие места в Красном Полумесяце. Если ты против короля, то ты не ешь и не протестуешь. Многих убили или бросили в тюрьму, так что всех инакомыслящих убрали.
- Я так и думал, - сказал отец.
- То же самое и с работой в Аммане. Только те, кто сотрудничает с Абдаллой, могут найти работу в городе. Говорят, таковы все лагери в Иордании.
На третий вечер я уже смог доложить отцу, что нашел еще одного сильного дисси-дента, который, в противоположность Ибрагиму, помалкивал о своих чувствах.
- Его зовут Чарльз Маан. Он был учителем гимназии в Хайфе. Он хорошо известен в комиссии по Рамалле.
- Я о нем слышал, - ответил отец. - В Рамалле сильная группа. Можно ему дове-рять?
- Да, во всем, кроме одного, - сказал я.
- Так, кроме чего? - спросил он.
- Он христианин, а ты знаешь, как они лгут об Иисусе, будто он их господин и изба-витель.
- И это все?
- Да, сэр.
- Ерунда, - сказал отец, удивив меня. - Христиане и мусульмане столетиями жили в Палестине без всяких реальных затруднений. Религиозная борьба здесь - это ливанское безумие. До муфтия мы уживались даже с евреями. - Откровение хаджи Ибрагима смути-ло меня.
Чарльз Маан тоже находился в лагере Шнеллер, только через несколько улиц от нас.
- Побудь возле его палатки и понаблюдай, но так, чтобы за тобой не следили, - ве-лел отец. - Когда он будет один, подойди к нему осторожненько и представься, заговори или передай записку. Скажи ему, что я бы хотел быстрой мимолетной встречи.
- Где, отец?
Мы оба немного подумали.
- Возле уборной, где мы справляем наши дела, - сказал он.
Я прождал больше двух часов возле палатки Чарльза Маана; к нему без конца при-ходили и уходили делегаты. Я решил написать записку. Когда был перерыв в очереди по-сетителей, я быстро вошел и сунул ее ему.
Он был постарше отца, и под глазами у него были мешки от усталости. Он взял за-писку желтыми от курева пальцами.
Я Ишмаель, сын хаджи Ибрагима аль-Сукори аль-Ваххаби. Отец хотел бы встретиться с вами возле уборной в два часа ночи.
Он порвал записку в клочки и утвердительно кивнул. Уборная представляла собой длинный сарай из гофрированной жести поверх канавы, по которой нечистоты стекали в несколько ям. Незадолго до двух мы с отцом с предосторожностями оставили свою палат-ку. Было совсем темно и тихо, и мы надеялись, что так и будет. Мы дождались в тени, по-ка не спустилась по тропинке усталая взъерошенная фигура Чарльза Маана в поношенном европейском костюме. Он огляделся и вошел. Ибрагим последовал за ним, а я остался снаружи, чтобы предупредить, если появится кто-нибудь. Он встал над канавой, притво-ряясь, что мочится.
- Надо встретиться на другой стороне, - сказал отец.
- Согласен, - ответил Чарльз Маан.
- Вы знаете шейха Таджи в Хевронском лагере?
- Да, он заслуживает доверия. Хороший человек.
- Я его тоже приведу, - сказал отец.
- Согласен.
- Как нам связаться? - спросил отец.
- Когда вы с Таджи будете готовы, пошлите вашего сына Ишмаеля в Рамаллу. Я в лагере Бира. Мне удалось там открыть маленькую школу. Он меня запросто найдет.
- Нашу встречу надо тщательно скрыть, - сказал отец.
- У меня есть надежное место в Иерусалиме в Старом Городе. Вы знаете монастырь Сионских Сестер?
- Нет, - ответил отец.
- Войдите в Старый Город через Львиные ворота. Это на Виа Долороса возле арки Экко Хомо между Второй и Третьей остановками. Спросите сестру Марию-Амелию. Она ведет школу и будет знать точное время, когда вас ждать.
- Я не хочу вас обидеть, но ведь она женщина. Можно ли ей вполне доверять?
- Она моя дочь, - сказал Чарльз Маан.
- Кто-то идет, - шепнул я.
Отец быстро привел себя в порядок, пока господин Маан застегивал штаны.
- Через пару недель, - сказал Ибрагим, и мы быстро ушли.
После обеда в последний день съезда состоялся парад председателей различных ко-миссий, представлявших в римском амфитеатре свои резолюции на одобрение делегатов.
Резолюции скатывались как головы, отрубаемые палачом.
Принято. Что было завоевано кровью, будет кровью возвращено.
Принято. Неверные разлагают исламские ценности и не должны жить в исламских странах.
Принято. Все арабы - одна страна и никогда еще не были так едины.
Принято. Арабы, оставшиеся с сионистами, совершили тяжкий грех. Тем арабам, ко-торые имеют сионистские паспорта, не будет разрешен въезд в арабские страны.
Принято. Арабы, оставшиеся с сионистами, - в глубине души изменники, они не мо-гут воссоединиться или как-либо посетить свои изгнанные семьи.
Так духовенство и комиссии по исламу провели две дюжины резолюций при незна-чительной, быстро подавленной оппозиции.