— Поехали, люб мой. И спасибо тебе. Хотя я еще долго буду хотеть твоей смерти.
— Не благодари. Потому туда можно лишь двоим, глупая моя птичка. Один не справится.
Верхом они медленно объезжали небольшое соленое озеро, пылающее последними отсветами вечерней зари.
— Может быть, нам привиделось, люб мой? Может быть, там, как в паучьих пещерах, идет из земли отравленный воздух и навевает сны?
— Нет, родная. Это не сон. Мы были там, где нет темноты. Где только свет.
— И вернулись туда, где она есть. Напоить коней… Ты понимаешь, что всегда будут те, кто хочет пить? Понимаешь, что мы никогда не сможем вернуться туда?
— Да.
Они выехали на невысокий холм. Солнце стояло над тихой водой, протягивая к песку огненную дорожку. Переглянувшись и оба уже волнуясь, двинулись вниз, направляя коней к широкой полосе бронзового песка. Внизу под склоном Хаидэ удивленно вскрикнула, спрыгивая с Цапли. Наклонилась, раздвигая мелкие густые кустишки, купой стоящие посреди сухой травы.
— Смотри, Нуба! Родник!
Меж раздвинутых ветвей суетилась тонкая струйка воды, прерывисто капала в ямку размером не больше ладони и, перевалив через намытые камушки, исчезала в песке — только еле видный темный след, извиваясь, тек к мокрому песку на краю большой воды.
Хаидэ подставила руки, бережно плеская, умыла лицо. Погрузив пальцы в ледяную прозрачную воду, засмеялась:
— Тут живут Кейлине. Смотри, кто-то приносит им подарки!
На ладони лежала обкатанная водой медная бусина, сверкая в последних солнечных лучах.
— Тут никто не жил, Нуба! Никогда! А теперь вот — родник. И кто-то приходит к нему. Девочка, сестра прозрачных Кейлине…
Она бережно уложила бусину обратно в прозрачную чашу. Подбежала к Нубе и, дергая, отвертела с воротника плаща почерневшую грубую пряжку.
— Это наш с тобой подарок маленьким Кейлине. Загадай, чего хочешь. И я загадаю тоже.
Солнце купалось вместе с ними, а потом ушло вниз, под гладкую воду, когда они, нанырявшись и насмеявшись, вышли на теплый песок. Хаидэ легла на расстеленный плащ, раскидывая руки.
— Иди ко мне, люб мой, мой храбрый и единственный, моя рука и нога, кость от кости моей и сердце мое.
Говорила все тише, а он нависал, разглядывая светлеющее в темноте лицо. Вдыхал запах морской воды от мокрых волос и свежей, отдохнувшей от зноя кожи.
На гребне холмистой гряды столбиками выстроились суслики, смотрели вниз, на темный песок, на тела, залитые слабым светом луны. Попискивая, переговаривались. И стремительно исчезли, испуганные женским криком.
Ночные сверчки, примолкнув, выждали малое время и снова запели свои одинаковые песни.
— Ты чего попросил у водяных Кейлине, Нуба?
— А ты?
— Нет, скажи первый.
— Помнишь, я наклонился, а ты вскочила и обругала меня самыми последними словами? Я попросил, чтоб Кейлине вернули время. И чтоб ты лежала тихо, а кричала потом.
— Нуба!
Она села, смеясь, обхватила его руками, дыша запахом горячей мужской кожи.
— Перевел желание, глупый ты большой бык. Я и так бы лежала тихо.
Он покаянно вздохнул, поднимая грудь под ее руками.
— Ладно, — утешила его Хаидэ, — ладно, бык мой. Твоя жена тоже глупа, она просила о том же самом. Чтоб нам подарили тот вечер.
Август 2006 — июль 2013 — октябрь 2014.
Крым, Австрия, Москва, Крым.