— Иму, — пророкотал великан, смеясь кривым лицом, — Иму. Иму — демон.
— Ты стал забывать речь человека?
— Нет. Я помню тебя, саха Даори.
— Хо! Еще бы забыл меня, за один-то месяц! — оскорбленный купец потер длинный горбатый нос.
— Мне биться, саха. Не трогай мой ум.
— Да. Прости.
Распорядитель замер в центре, указывая жезлом на решетку.
— Кто? Выбирайте, славные жители города Раффа, укажите сами. И демон Иму сразится!
Камень грянул звоном, подобным звону металла, и из клетки выбежала на арену кобылица, огромная, с косматыми щетками на ногах, с жесткой зубастой гривой. Щеря желтую пасть, помчалась по кругу, волоча за собой шестерых сильных рабов, что удерживали ее от прыжка. Толпа кричала, лес рук покачивался над головами.
Загнав кобылицу, рабы выпустили на арену стаю гиен, и те, приседая и тявкая, разбрелись на длинных цепях, в злобе кусая прутья частокола.
— Чем их кормят? — задумчиво спросил Даориций, глядя на пенистые потеки слюны, мутно поблескивающие на дереве, когда раб потащил огрызающегося зверя обратно к решетке.
— Для злобы — дают вываренные кожи ядовитых ящериц хон. Режут кусками и подсыпают в корм.
— А для вони? — Даориций прижал к носу надушенный платок.
— Смотрите, какие клыки, — надсаживался щеголь, проворно отбегая в маленькую калиточку за частокол и подпрыгивая на небольшом помосте, — о-о-о, какие клыки. Мы поймали этого свина, когда он терзал девочку, украденную в деревне. И это была — восьмая девочка, чья кровь на его клыках! О-о-о! О-о-о! Уж-жасный злобный вепрь, достойный противник демону Иму!
Купец поежился, глядя, как носится по арене косматый валун с длинными загнутыми вперед клыками. Оглянулся на молчаливую спутницу. Та сидела неподвижно, и не понять было, на что смотрит через частую сетку, прячущую лицо. Великан удовлетворенно рыкнул, когда вепрь, присаживаясь на задние ноги, заверещал, топая копытом.
Надо все прекратить, тоскливо подумал Даори. Так больше нельзя. С каждым городом соперники Иму становятся все сильнее и свирепее, денег в карманы льется все больше. А бывший задумчивый великан Нуба, его ночной собеседник и поверенный маленьких тайн — о женах, о нерадивых сынах, о той девочке, которую Даори любил когда-то в дальнем порту и не смог увезти с собой, не решился… Он все больше становится демоном Иму, хоть и смеется в ответ на речи купца, качая гладко выбритой головой. Не верит. Но ему видно, со стороны. Сам Даори уже на пороге смерти, и негоже уносить с собой такой груз. Если утрата человека — его вина, надо попробовать все исправить. Ну хоть что-то…
— Кого выбираете вы, славные жители Раффа? Кричите и делайте ставки, ваш зверь, наш боец!
— Кобыла! Пусть затопчет черного!
— Лев, хотим льва!
Но одинокие крики утонули в сонме голосов, повторяющих снова и снова:
— Вепря! Вепря! Пусть сломает ему клыки!
— Свин! Он свиреп! Пусть порвут друг друга!
— Да-да-а-а! Кабан, кабан и черный демон!
— Лесной кабан! Я выбираю вепря!
— Вознеси молитву, старик, — великан встал и шагнул к маленькой калитке, нагнулся, проходя на арену.
— А сам?
— Демону нет богов.
Под новые крики он вышел на середину и, отбросив копье, вынул из ножен кинжал с белым в ярком свете лезвием. Загрохотала решетка, поднимаясь снова и, будто пущенный огромной рукой, вылетел из подставленной клетки коричнево-пегий огромный зверь, хрипя, присел на мощный зад, разглядывая противника маленькими глазками. А тот медленно шел вперед, все ближе, делая обманные движения и чуть отпрыгивая в сторону, когда вепрь вскакивал и поворачивал к нему острые клыки.
Беснуясь, кричали мужчины, ахали женщины, кто-то визжал, в ужасе глядя, как крутится на плитах черно-серый огромный клубок и капли крови разносятся веером, ударяясь о прутья частокола, и долетая до лиц зрителей в первых рядах.
«Как досидеть…»
Вытирая пот, Даориций проклял себя, как делал это не раз с тех пор, как началось их с Нубой путешествие по побережью, с одной ярмарки на другую. И в отличие от первых своих мысленных причитаний нынешнее проклятие было произнесено им совершенно серьезно. Спохватившись, что сам навлечет на себя беду, он поспешно забормотал моление Артемиде, чтоб уберегла его от своих глупых слов. И сразу же, комкая слова, стал просить ее о помощи бедному сильному Нубе, что становится демоном.
«Ты ему помоги, светлая охотница, не смотри, что он почти не человек… ох…»
На арене вепрь, разбежавшись, боднул великана в живот, но тот, выгнувшись, стремительно перелетел через горбатую спину, успевая чиркнуть ножом по ходящему ходуном крутому боку — неглубоко, чтоб пустить кровь и раздразнить толпу.
«Пока он еще человек, ты властна и можешь, светлая…»
— Уважаемый Даориций, — посреди гомона и мельтешения возникло перед глазами купца гладкое ухоженное лицо, юноша в коротком хитоне склонился, протягивая руку с табличкой.
Купец схватился за гладкий прямоугольник, радуясь, что можно отвлечься от боя.
— Моя высокая госпожа ждет милостивого ответа, — мальчик указал рукой и Даориций снова поклонился давешней толстухе в роскошном гиматии, наброшенном на круглые плечи.
Не видя, купец водил глазами по строчкам, выдавленным на воске. Наконец, украдкой глянув на арену, где Иму деловито разделывал хрипящего вепря, погружая руку с кинжалом в дергающийся живот и вытаскивая гирлянду кишок, тряс ею, а после швырял над кольями в толпу, Даориций сосредоточился, с облегчением и яростью понимая — бой окончен. И стал разбирать послание.
«Да будут милостивы к тебе боги ночи и дня, достойный купец. Пусть демон Иму примет приглашение моего дома, посетить ужин с гостями, что дает мой высокий муж. Ты получишь тридцать монет, чтоб купить ему новые одежды. Если он выживет в схватке».
— Госпожа Левкида просила вернуть.
— Что?
Мальчик вытащил табличку из пальцев купца.
— Вернуть послание. И чтоб ты передал на словах мне, да или нет.
Госпожа Левкида смотрела через головы из второго ряда и, улыбаясь, кивала. Горели пухлые щеки, сверкала шея, обвитая множеством золотых цепей.
— Передай госпоже Левкиде, что демон Иму решит сам.
— Разве он не раб тебе? — мальчик с гордостью оглядел свой новенький хитон, огладил тщательно уложенные складки.
— Нет, — хрипло ответил купец, — Иму свободный человек. Я спрошу его.
— Хорошо.
Мальчик пошел между зрителей, на ходу стирая строчки с воска.
«Свободный. И много ли счастья несет ему эта свобода…»
— Хорошо я бился, купец?
Иму сидел на скамье, разбросав длинные ноги и подставляя рабу руки, поблескивающие темной кровью. Над струей воды из кувшина вились мухи черными точками, падали и взлетали, садясь на довольное лицо великана. Тот тряс головой, улыбаясь и мухи, жужжа, поднимались в горячий, пропитанный запахами пота и крови воздух.
Даориций снова достал платок, поднес к носу, но передумал и, вытерев пот со лба, спрятал в широкий рукав. Встал так, чтоб его тень падала на лицо собеседника — пусть тот не щурит глаза.
— Ты всегда хорошо бьешься. Силы в тебе через край.
— Да! Зачем уезжал? Не видел, как я свернул шею серому льву. Очень сильный враг.
— Я потерял счет твоим победам, Иму, — кротко ответил купец, — одной больше одной меньше. Если видел один твой бой — считай, видел все. Крики, вопли. Рычание, и рабы уносят кровавые останки. Счастье, что не твои.
— Не родился еще такой соперник, купец, чтоб разделал меня!
Иму захохотал, бросая в лицо горсти сверкающей воды. Раб подхватил его смех, на всякий случай отходя дальше, и наклоняя кувшин вытянутыми руками.
— Ты голоден? Жаль, «Ноуша» стоит дальше по берегу, а то бы посидели, как раньше…
— Меня что, никто не пригласил на сегодняшнюю ночь? — удивился Иму, отирая лицо краем плаща, брошенного через плечо, — горожанки Раффа разлюбили сильного Иму?
Даориций кашлянул и оглянулся. Поодаль у повозки стояла молчаливая темная фигура, закутанная в покрывало до кончиков пальцев. Слышит ли? Наверняка, голос великана громыхает, как железный щит под ударами меча.