— Но почему вы решили, что это тот самый Локтев, о котором я писал? Загляните в Интернет — Андреев Федоровичей Локтевых много!
— Два человека из города. Я умру, уже никто не вспомнит.
— Лев Нисанович, позвольте выразить вам искреннее, глубочайшее… но почему вы уверены, что это тот самый Локтев?
— Секунду. Я разговариваю с вами и одновременно смотрю… вот. Андрей Николаевич…
— Андрей Федорович!
— Андрей Николаевич Писаренко, он же Андрей Федорович Локтев, тысяча восемьсот девяносто восьмого года рождения. Ордер на обыск и арест. Подпись: начальник оперативного отдела Бухман, восемнадцатого второго сорок первого. Протокол обыска… Вот: книга конторская, заполнено 95 страниц чернилами фиолетовыми… книга конторская, заполнено 92 страницы… Вы меня слышите?
— Да, да!
— Книга, автор А. Ф. Локтев, «Холм Астарты»… Правильно?
— Астáрты…
— Книга на иностранном языке… тут на иностранном языке…
— Андре Тевлок?
— Погодите… похоже.
— Что это за список, Лев Нисанович? Это то, что конфисковали?
— Думаю, что да.
— Значит, Локтева арестовали перед началом войны?
— По документам этого не видно. Был он арестован или нет — я при этом не присутствовал. Мне тогда было тринадцать лет. Но то, что городским головой был Локтев, это я знаю так же точно, как то, что я Лев Авраменко.
— И что он, городской голова, делал?
— Ну что я могу сказать? Я был пацан. Как драпанул в лес, так больше в местечке не показывался.
— Вы раньше сказали, город.
— Две тысячи человек.
— Вы сказали, жив еще кто-то?
— В нашем возрасте сегодня жив, завтра не жив…
Лев Нисанович, однако, назвал имя — Борис Григорьевич Мелах, адрес в Тель-Авиве и номер телефона.
Борис Григорьевич Мелах жил в хостеле, десятиэтажной коробке на берегу моря — гостинице для неимущих престарелых одиночек и семейных пар. У него была комната с балконом, туалетным блоком и кухонным тупичком, где стояли газовая плитка, настольный холодильник и электрочайник. Передвигался по своему жилью он с помощью ходунка, а чаще — цепляясь руками за предметы, потому что до всего в комнате, в том числе до алюминиевой оконной рамы и дверного косяка, можно было дотянуться рукой. Крепкий, высокий, худой, только согнутый колесом вокруг своей алюминиевой треноги. Как пострадавшему в Катастрофе, но не прошедшему концлагеря, ему была положена умеренная помощь — бесплатная помощница на девять часов в неделю. Помощница жила близко и забегала дважды на день, не ведя счет времени, русская женщина, закончившая торговый техникум в Донецке, хорошенькая, худенькая, быстрая, услужливая, бегала в соседний супермаркет, на такси возила Бориса Григорьевича в поликлинику, вела его хозяйство, готовила, убирала квартиру, стирала, помогала искупаться, и было явно видно, что с этой женщиной, Людочкой, старику повезло. Оставалось непонятным, как она успевает все это сделать за девять часов в неделю, но вот успевала и даже, вроде бы, не торопилась: мы сидели втроем перед телевизором и пили холодную воду из запотевшей бутылки со льдом, которую Людочка вытащила из морозильника, разбавив лед водой из крана. Каждые несколько минут она заставляла старика делать глоток, он беззлобно ворчал, но подчинялся.
Телевизор все время был включен — шла война, двадцать шестой день, новости без перерыва сменялись репортажами, репортажи — комментариями или интервью с военными, врачами и обитателями бомбоубежищ, и интервью не отличались от новостей, потому что велись прямо с тех мест, куда падали ракеты «Хизбаллы», — одна ракета упала за спиной журналистки, ведущей свой репортаж с улиц Хайфы. На лице журналистки промелькнула довольная улыбка, она даже не обернулась посмотреть, попал ли взрыв в кадр, но, наверно, оператор, снимающий ее, показал, что попал, и промелькнувшая улыбка адресовалась оператору, от профессиональной удачи голос журналистки зазвенел. Ее звали Аней, она была молоденькой, худенькой и похожей на Людочку даже прической, только волосы ее были черные и блестящие, а у Людочки каштановые и тусклые.
— Где-то упало совсем близко, — сказала Аня так, словно сама эту ракету нацеливала. — Мне подсказывают, это стоянка машин на соседней улице, дыма мы пока не видим… нет, мне подсказывают, уже есть, сейчас вы его увидите, это прямым попаданием подожжена частная машина. Сейчас после рекламы мы повторим обращение службы тыла к жителям Севера…