Меня совершенно по-хамски отодвинули с прохода. Ничуть не церемонясь и еще ничего толком не объяснив, схватили за руки и нацепили наручники. Вошедший первым вообще на меня ни разу не взглянул – он сразу же прошел к компьютеру с переносным жестким диском наперевес, дернул мою гарнитуру, подключил свой прибамбас. Я не видела его лица, пялилась лишь в темный затылок, но все равно каким-то образом почувствовала, что мужчина улыбнулся. Сделать хоть шаг к нему мне не позволили, а так хотелось глянуть, что там происходит. Мужчина объяснил сразу всем, но тем удовлетворил и мое любопытство:
– Восстановление займет некоторое время. Потом мы заберем все железо к себе – в любом случае вытащим код от начала и до конца.
– Глеб, не наглей, – устало попросил полноватый мужчина в форме. – Нам дело-то на каком основании открывать? И не трогай там ничего – отпечатки снимем. А то очухается и начнет потом верещать, что это злые враги к компьютеру подбежали, а она вообще его впервые видит. Всех ее подельников тоже надо сразу вычислить.
Упомянутый Глеб встал с моего стула и повернулся к нам, хотя он скорее осматривал комнату. Он оказался единственным из прибывших, не одетым в форму. Наоборот, на нем красовалась подчеркнуто расхлябанная кожаная куртка, под которой торчала самая обычная футболка. Если бы не обстоятельства, я бы назвала его симпатичным – моложе, чем показался на первый взгляд, не больше тридцатника, довольно высокий худощавый брюнет. Хотя красоту под щетиной все равно не разглядеть, приходится додумывать идеальные черты. Но его лицо тотчас испортилось, когда он сквасил мину:
– Подельники? Петр Иванович, она голову недели две не мыла. Сомневаюсь, что она живых людей хоть раз за последний месяц видела. Посмотрите – это же не квартира, это конура. Пробейте по базе – она уже могла по каким-то делам проходить. Где паспорт?
Я не успела ответить. Один из сотрудников уже обнаружил документ на пыльной полке и протянул Петру Ивановичу. Тот открыл и распорядился в сторону молодого паренька с планшетом в руках:
– Проверь ее, Сереж. Калинина Лада Георгиевна, девятьсот девяносто восьмого года рождения.
Смех в такой обстановке был крайне неуместен, но человек, названный Глебом, громко расхохотался:
– Лада Калинина? Вот это у родителей твоих юморок!
Я от избытка стресса совсем соображать не могла, потому начала абсолютно нелепо бубнить, словно любое оправдание было еще способно прикрыть все мои прегрешения:
– Папа инженером в ВАЗе работал как раз в том году – ему имя понравилось, хорошим знаком на всю жизнь посчитал… это уж потом допер, что ничего хорошего в том знаке… А в чем меня, простите, обвиняют? Я как раз спать собиралась…
– В отделении поспишь, – добродушно пообещал Петр Иванович, но повернулся к Глебу, который опять склонился к моему монитору. – Так что, как железо будем делить? Я понимаю, что вам ее коды еще интереснее, чем нам, но давай на этот раз по законной процедуре?
У меня ноги задрожали еще сильнее. Тюрьма! Вот я и допрыгалась. Еще ведь даже ничего стоящего совершить не успела: замуж выйти, детей нарожать – и все, конец жизненному путешествию? Хотя замуж я хотела еще меньше, чем в тюрьму. Ноги от сравнения всех альтернатив стали немного тверже. А Глеб говорил будто сам с собой:
– Слишком долго. А тут много интересного, я смотрю…
Он выпрямился и впервые посмотрел на меня прямо. Так и пялился, хотя обращался к сотруднику управления:
– Мы ведь заявление еще не написали. Можно оформить как ложный вызов.
– Зачем? – Петр Иванович ничуть не разозлился на вопиющее предложение, как будто подобные разговоры между ними уже проходили. – Ценный кадр? Тогда на нее условку в любом случае надо пришпандорить, чтобы выпендриваться не начала.
– Да я бы не сказал, что ценный. С этим червем даже аккаунт в соцсети не крякнешь. Ну что, Лада, сама-то готова на сделку?
– Какую еще сделку? – прохрипела я, наполняясь надеждой. Уж очень меня пугала перспектива решетки.
– Перевоспитывать тебя будем. Ты посмотри на себя – ты же на человека не похожа. А образование, похоже, хорошее получила. Ну так и чего гниешь тут по собственному выбору?
– Меня не надо перевоспитывать, – я посмотрела на него, как на безумца. – У меня характер просто такой – я хикка.
Молодой человек, стоявший рядом со мной, отшатнулся:
– Болезнь какая-то?
– Болезнь, болезнь, – весело поддакнул Петр Иванович. – Социофобия, в лучшем случае. Как бы не социопатия. Глеб, у нее задержаний не было. Но как ты можешь гарантировать, что она к старым делам не вернется?