— Хрипля!
Тот продолжал рыть и горланить.
— Лёша! Лёшка, послушай! — крикнул я громче, а потом заорал что было сил: — Сука! Хрипля, твою мать!
Он услышал.
— Дёрни меня сначала! Я смогу тоже копать!
Он ненадолго замер, переваривая услышанное, потом торопливо подскочил ко мне, схватил за руки и с рёвом рванул на себя. Вытащить удалось с третьей попытки. Коротко огляделся: халабуду будто наизнанку вывернуло! Не теряя ни секунды, я принялся рыть там, где, по моим прикидкам, должен был быть Женька. Хрипля же вернулся к раскопкам Колбы.
Это были самые длинные секунды в моей жизни. Мы срывали ногти, в глаза летел песок, но ничего этого мы не замечали. Мы рыли так, как не умеет рыть ни одно животное, как не роет ни один экскаватор. Мы рвали этот чёртов песок голыми руками в надежде увидеть лица друзей.
Хрипля перестал истерить, и теперь было слышно только его тяжёлое дыхание. Пот лился градом. На глаза наворачивались слёзы. Но теперь это были слёзы обиды. Я прекрасно знал, что сейчас, вот прямо в эти мгновения чувствуют Женька и Колба. И это было настолько ужасно, что, если бы я не гнал от себя эти мысли, я мог бы просто потерять сознание от ужаса. От этого хотелось орать. Орать от собственного бессилия и медлительности. От собственной слабости, от того, что у меня из плеч не растут штыковые лопаты вместо рук.
И как же я обрадовался, когда кончики пальцев ухватились за ткань Женькиной футболки.
— Есть! — выкрикнул я, и Хрипля тут же подскочил, чтобы помочь.
Я оглянулся туда, где он копал, и понял, что это всё неправильно. Каждый из нас должен раскапывать кого-то одного, чтобы у обоих были шансы.
— Нет! Вали обратно! Я сам!
Хрипля утёр сопли рукой и вернулся на прежнее место.
Я, не прекращая рыть, лихорадочно прикидывал, с какой стороны может быть голова. Футболка у Женьки была белая, без узоров и рисунков, поэтому по ткани понять было невозможно. Рыл наугад и угадал! Сначала показалась шея, потом каштановые волосы. Стало ясно, что лежит он лицом вниз. Я ухватился за волосы и потянул за них.
В кулаке остался пучок причёски, но мне наконец удалось увидеть его лицо. А когда я его увидел, меня пробрал озноб. Я сразу понял, что опоздал.
Женькин рот был широко раскрыт и плотно забит мокрым песком, так же как и ноздри и уши. Глаза открыты и так густо облеплены песчинками, что зрачков не было видно совсем. Кожа была серой.
Я рыдал и пальцами выгребал песок у него изо рта. А рот, как оказалось, был забит до самого горла. Видимо, в момент обвала Женька собирался чихнуть. Может, даже вдохнул…
Я слышал, как Хрипля радуется, что ему удалось откопать Колбу. Я даже услышал Юркин неистовый кашель.
— Живой! — одновременно и плача, и смеясь, орал обезумевший Хрипля. — Живой, козлина ты жирная! Сука! Какой же ты родной, гад! Живой, бля!
Я обернулся и, убедившись, что посиневший от удушья Колба может дышать самостоятельно, позвал Хриплю на помощь. И когда он подполз и увидел Женьку, то сразу смолк. Он замер так на секунду, глядя на безжизненное лицо, а потом выругался и заорал прямо мне в лицо:
— Хули сидишь, мудак? Искусственное дыхание! Быстро, бля!
Я тут же наклонился и с силой выдохнул Женьке в рот, но… как будто подул в стеклянную банку. Ни грамма воздуха из моих лёгких не вышло. Его грудь сдавило так сильно, что воздух просто не мог проникнуть внутрь — не было в лёгких свободного пространства.
— Не идёт! Грудь зажало! Копай тут! — крикнул я, и мы оба стали рыть с удвоенной скоростью. Всякий раз, когда под ногти попадала какая-нибудь заноза или камень, я глядел на Женькино лицо и мгновенно забывал о боли. В тот момент не было ничего важнее его жизни.
Сзади плакал и звал маму Колба. Он так жутко ныл своим басом, что складывалось ощущение, будто ревёт взрослый мужчина, который как маленький зовёт маму.
— Мама, мамочка, достань меня отсюда, пожалуйста! Мама-а-а…
Мы выкопали достаточно, чтобы освободить Женькину грудь, и я снова попробовал выдохнуть ему в рот. На этот раз у меня получилось, но, когда я отстранился, из его рта тут же вышел весь воздух. Мне даже на миг показалось, что это он очнулся и сам выдохнул. Но я ошибся. Глаза всё так же отстранённо и безжизненно пялились в никуда, фиолетовый язык распух и вывалился наружу. Хрипля оттолкнул меня и сам принялся делать искусственное дыхание. Он повторял снова и снова, а я в это время продолжал раскапывать вокруг.
Женьке не повезло больше других. Если мы с Колбой лежали горизонтально и лицами кверху, с закрытыми ртами, при этом ноги наши оказались не очень глубоко, то Женьку привалило в полный рост. Его развернуло лицом вниз, и в открытый рот вдавилась масса песка. Мы по очереди дули и дули ему в рот, продолжая раскапывать грудь, но так и не смогли вернуть жизнь. Я понятия не имею, сколько продолжался этот ад, но под конец мы так обессилели, что сидели теперь над полураскопанным мёртвым другом и просто смотрели в одну точку, в никуда. Рядом выл Колба. Так закончилось наше детство.