— Медведь? Серьёзно? Коала — медведь? А не проще было просто сказать, чтобы я медведя выстрогал? Нафиг выпендриваться? То тебе этого… Как его? Тукана? Да, точно, тукана. Хрен его пойми, что это за зверь — тукан-пукан. Режу-режу, а получается просто птица с огромным клювом. Такой он должен быть, этот тукан, или не такой — откуда мне знать? А теперь коала какая-то.
Опять пальцы, шорох.
— Ладно, не нуди. Надо коалу — будет тебе коала. Всё, короче, отбой.
Он убрал руку от уха и поднял с пола небольшую деревяшку. В другой руке он держал Женькин раскладной нож. Пожевав губу и покрутив деревяшку и так, и эдак, сделал первый надрез, затем второй, третий… Только сейчас я заметил, что ниши в стенах халабуды полностью заставлены деревянными фигурками. Причём все эти поделки явно свежие. Я лично держал в руках все фигурки, сделанные Женькиными руками. Я помнил каждую! Таких он не делал! Да, в них чётко прослеживался его стиль, мастерство, но делал их не Женька. Это был Хрипля. Я поверить не мог! Хрипля, который даже нож-то в руках держать никогда не умел.
Я глядел как заворожённый: кусочек дерева потихоньку обретал черты маленького кругленького мишки с забавными ушами. В отличие от Хрипли, я прекрасно знал, как выглядит коала, и готов поклясться, что он вырезал именно его, хоть и не имел ни малейшего представления, как он на самом деле должен выглядеть.
Ноги затекли, и я на миг потерял равновесие. Упасть не упал, но своё присутствие выдал.
— Сержик! — услышал я такой знакомый голос…
Нет, я, конечно, понимал, что он принадлежал Хрипле, но… эта интонация… И эта улыбка! Её ни при каких условиях нельзя было сымитировать, сыграть, подделать. Тем более это ни при каких условиях не смог бы сделать дубовый и туповатый Хрипля.
Сердце замерло. На меня из одного тела одной парой глаз одновременно глядели два человека. Я видел их обоих! Один был растерян и напуган, но другой искренне был мне рад. Он улыбался, и я заметил, что на глаза его наворачиваются слёзы.
Хрипля выбрался наружу и, продолжая улыбаться, протянул мне Женькины очки. Это были те самые очки с невероятно огромными линзами.
— Бери, Сержик. Теперь они твои.
Дрожащей от страха и волнения рукой я принял подарок. Хрипля снова растянулся в широченной улыбке, коротко кивнул и… вдруг резко сменил выражение лица. Теперь я видел перед собой только Хриплю. Женька исчез навсегда.
— Нож — мой! — тихо сказал он и спрятал его за спину.
Я кивнул. Он немного подождал, затем пожал плечами и полез обратно в халабуду. Больше мы с ним никогда не общались.
Эпилог
С тех пор минуло тридцать лет. Колба уехал жить к родственникам в какую-то станицу в Краснодарском крае. Хрипля долго резал по дереву, стал хорошим плотником, но к тридцати годам спился и замёрз насмерть, уснув под дверью безлюдовской рюмочной.
У меня — прекрасная семья. Я стал вполне успешным писателем, но каждый раз, получая очередной гонорар или литературную премию, мысленно напоминаю себе, кому на самом деле я должен быть благодарен за этот успех. Я ни на миг не забываю, что писать действительно стоящие книги я способен лишь при одном условии: я должен смотреть на текст через те самые толстые линзы в нелепой роговой оправе.