Выбрать главу

Мы хотим от тебя лишь того, чтобы ты передал отцу эти два стиха, которые ты услышал, — сказал аль-Амджад, — и прошу тебя, ради Аллаха, потерпи с нами, пока я скажу брату еще вот эти два стиха».

И потом он горько заплакал и стал говорить:

Цари, ушедшие от нас В минувшем, служат назиданьем, —
Ведь сколько этою стезей Больших и малых проходило!

Услышав от аль-Амджада эти слова, казначей так сильно заплакал, что увлажнил себе бороду, а что до аль-Асада, то его глаза залились слезами, и он произнес такие стихи:

Судьба после самых дел следами их нас сразит — Чего же оплакивать тела нам и образы?
Чем ночь отличается — оплошность, Аллах, прости! — От ночи, обманутой рукою превратностей?
Зажгла против Ибн Зубейра козни свои судьба, Хоть в храме у камня он защиты искал себе.
О, если бы, Амра жизнь избавив за Хариджу, Алия избавила судьба за чью хочет жизнь!

А затем он окрасил щеку ливнем слез и произнес такие стихи:

Поистине, ночь и день природой так созданы, Обманы присущи им, и козни, и хитрости.
Обманное марево — для них только блеск зубов, И мрак устрашающий для них лишь сурьма для глаз,
Проступок пред ночью мой (противен мне нрав ее!) — Проступок меча, когда храбрец отступает вдруг.

А потом он стал испускать вздохи и произнес такие стихи:

О стремящийся к жизни низменной, поистине Она смерти сеть и вместилище смущений.
Вот дом — когда смешит тебя сегодня он, Ты плачешь завтра, — гибель тому дому!
Набегам рока нет конца; плененных им Не выкупить отвагой благородной.
Сколь многие, обманчивость презрев судьбы, Враждебны стали ей, превысив силы,
Но, щит к ним тылом повернув, она В отместку нож их кровью напоила.
И знай, судьбы удары нас разят, Хоть долог срок и лёт судьбы не спешен.
Смотри ж, чтоб жизнь твоя напрасно не прошла Неосторожно, по пренебреженью.
Порви ж любви и желаний узы — найдешь тогда Ты верный путь и блаженство тайн высоких.

И когда аль-Асад окончил эти стихи, он обнял своего брата аль-Амджада так, что они сделались как бы одним существом, а казначей обнажил меч и хотел ударить, но вдруг его конь умчался в пустыню (а он стоил тысячу динаров, и на нем было великолепное седло, стоящее больших денег). И казначей выронил из рук меч и побежал вслед за конем (а душа его пылала), и до тех пор бежал за ним, чтобы схватить его, пока конь не вошел в заросль, и казначей вошел в эту заросль вслед за ним. И конь прошел на середину заросли и ударил ногою об землю, и поднялась пыль, и взвилась, и взлетела вверх, а конь стал храпеть, сопеть и ржать и распаляться.

А в этой заросли был лев, очень страшный, безобразный видом, и у него глаза метали искры, а морда была мрачная, и вид его ужасал души. И казначей обернулся и увидел, что этот лев направляется к нему. И не знал казначей, куда бежать из его лап, и не было у него меча. И казначей воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Эта беда случилась со мной лишь из-за аль-Амджада и аль-Асада, и эта поездка была злосчастной с самого начала!»

А аль-Амджада и аль-Асада палил зной, и они чувствовали сильную жажду, так что даже высунули языки. И они стали звать на помощь, но никто не помог им. И тогда они воскликнули: «О, если бы нас убили, мы избавились бы от этого! Но мы не знаем, куда умчался конь, и казначей побежал за ним и оставил нас связанными. Если бы он пришел и убил нас, это было бы легче, чем выносить такую муку!»

«О брат мой, — сказал аль-Асад, *— потерпи: скоро придет к нам облегченье от Аллаха, великого, славного, ведь конь умчался не иначе как по милости Аллаха, а мучит нас только жажда».

И он встряхнулся и задвигался направо и налево, и его узы развязались, и тогда он поднялся и развязал узы своего брата, а затем взял меч эмира и сказал своему брату: «Клянусь Аллахом, мы не уйдем отсюда, пока не выясним и не узнаем, что с ним случилось!» И они пошли по следам везиря, а следы привели их к заросли, и братья сказали один другому: «Поистине, конь и казначей не прошли дальше этой заросли». — «Постой здесь, — сказал аль-Асад своему брату, — а я пойду в заросль и посмотрю эмира». Но аль-Амджад воскликнул: «Я не дам тебе войти в нее одному, и мы войдем только оба! Если мы спасемся, то спасемся вместе, а если погибнем, то погибнем вместе».