Одно их главных правил любого стоящего приспособленца гласит — не упускай любую возможность «поторговать своим лицом» перед самым высоким начальством и не бойся отстаивать свои права перед ним, коли уж сподобился пробиться на беседу к «небожителям». Даже если прямо сейчас проигнорируют, всё равно запомнят и впоследствии могут о тебе припомнить, когда настанет нужда в подобном человечке. Тогда как сотни безликих и незнакомых руководству, но от этого не менее трудолюбивых и заслуживающих наград персон, попросту так и останутся при своём, как бы они ни напрягались. В общем, наглость действительно являлась даже не вторым, а первым счастьем. Но наглость умная! Что понимали далеко не все. И в последние пару лет немало таких непонятливых закончили свой бренный путь, освобождая лакомые места стоящим позади них в длинной очереди жаждущих власти и славы. Геркан же очень сильно надеялся в этот момент, что сделал умный ход.
— В вашем деле действительно хватает неувязок, — секунд десять поизучав своим взглядом бывшего краскома, словно какую экзотическую зверюшку, нарушил установившуюся в кабинете тишину Сталин. Чего только ни слышали эти стены за всё время его пребывания на текущей должности фактического главы СССР. На фоне многих иных персон нынешний «гость» еще был весьма сдержан и учтив. Да и, чего греха таить, с точки зрения советских законов был прав на все сто процентов. Собранное на него дело было шито белыми нитками. Это понимали все. Хотя, на дворе стояли такие времена, что и за меньшее можно было распрощаться с жизнью. И, тем не менее, грозиться карами в адрес «осмелевшего наглеца» он не стал. Даже наоборот, пообещал своё содействие. — Мы попросим товарища Берию уделить пристальное внимание вашему делу. Возможно, кто-то из товарищей действительно проявил излишнее рвение и не оценил должным образом всех фактов вашего возвращения на родину. Но до тех пор, уж не обессудьте, придется вам провести под присмотром НКВД, — очень так мягко выразился Иосиф Виссарионович, про заключение в тюрьме. Пусть даже речь шла об особой тюрьме, где рядовых урок нынче не держали вовсе.
— Я всё понимаю, товарищ Сталин, — тут же принялся кивать головой Александр. — Единственное, будет очень жалко потерянного впустую времени.