— Во-первых, вы сами этого желаете. Желаете уйти от слишком язвимого в бою мотора с жидкостным охлаждением, малейшее повреждение которого будет приводить к неизбежной потере самолета, — принялся показательно загибать пальцы Геркан, давая пояснения об истоках своей уверенности в положительном исходе нынешней миссии. — Во-вторых, у меня нет иного выхода, кроме как договориться с вами по-хорошему, дабы не терять драгоценное время в бодании по-плохому. Вы как очень умный человек, с отличными аналитическими способностями, сами должны видеть, к чему всё в мире движется. Пока нас лишь проверяют на прочность. Пробуют ткнуть ножичком, то тут, то там. Смотрят на реакцию и на демонстрируемые в ответ зубки. Но, боюсь, уже в самые ближайшие годы навалятся всерьез. И такие, как мы с вами, должны здесь и сейчас сделать всё возможное, чтобы Красная армия была готова к ждущим её вызовам на все сто процентов, — открыто сказал он про то, во что никто не желал верить, но к чему все действительно активно готовились. Те же французы, осознав всю глубину той пропасти, в которую скатилась за годы послевоенной жизни их собственная авиационная промышленность, уже приняли на вооружение первую партию из 100 американских истребителей «Кертисс-75А», он же в девичестве Р-36 «Hawk» — то бишь «Ястреб». И, вроде как, не собирались останавливаться на достигнутом, уж слишком сильно разочаровавшись в собственных новейших машинах, за исключением разве что Девуатина 520, который, впрочем, уже вообще ни в чем не превосходил новейшую модель «Е» германского Ме-109. — В-третьих, вы отнюдь не один в СССР проектируете хорошие самолеты. Новая когорта инженеров-авиастроителей уже подросла. И вы сами прекрасно это видите. К примеру, в этом месяце уже взлетел первый опытный экземпляр И-301. И что-то мне подсказывает, что планер данной машины буквально создан для стыковки с М-82. А потому, пожалуйста, цените, товарищ Поликарпов, что в первую очередь я пришел договариваться именно с вами. — Да, на прототипе будущего ЛаГГ-3 применялся другой мотор, нежели на И-200 — являвшемся прототипом МиГ-3. Но тут ведь виделось возможным сыграть вовсе на выбивание — сразу попытавшись получить на руки точно проверенный информацией о будущем Ла-5 и тем самым банально закрыть путь в небо машине Поликарпова. — И, наконец, в-четвертых! Вы лично мне обязаны! Очень сильно обязаны! Обязаны тем самым положением, которое ныне занимаете! — теперь уже без всяких ноток былого заискивания в голосе, а более чем твердо, словно непосредственный начальник нерадивому подчиненному, произнес Геркан.
— Я вам обязан? Простите? Это когда же мне вышло стать, как вы утверждаете, вашим большим должником? — аж вздернул в удивлении брови «король истребителей», уж точно не помнящий, что прежде ему когда-либо доводилось встречаться с нынешним собеседником.
— Середина декабря 1938 года. Помните, вас вовсе отстранили от подготовки к первому пробному вылету И-180? Помните, сколько дефектов имелось тогда в той машине? — напомнил Александр своему собеседнику об одном из самых неприятных эпизодов в конструкторской жизни того.
— Помню, — поджав в явно читаемом недовольстве губы, буквально выплюнул одно единственное слово Поликарпов. Да, тогда всё складывалось очень плохо. Мотор был с дефектами и сильно грелся, отчего пришлось вовсе снять с машины щитки регулирования притока воздуха. Винт тоже не поставили в срок, и пришлось прикручивать тот, что имелся под рукой. Выполненный впопыхах планер вообще являлся одним сплошным дефектом. А общий список лишь обнаруженных недочетов достигал 190 позиций. В общем, это был кошмар. Потому он и отказался наотрез подписывать разрешение на вылет. Как это отказались делать вообще все инженеры, обследовавшие тот самолет.
— В тот раз мне пришлось лично убеждать товарища Сталина и товарища Берию вмешаться в это дело и отменить полет, который должен был закончиться авиационной катастрофой, — смотря прямо в глаза собеседника ставшим проникновенным взглядом, произнес ну очень громкие слова Геркан. Слова, которыми в советском обществе никак нельзя было разбрасываться налево и направо. Особенно в среде людей, что также был вхожи в кабинет «вождя». — Вы понимаете, о чём я говорю? Не мог закончиться, а должен был закончиться катастрофой! Волею судьбы мне тогда стало известно, что конкретно против вас готовится провокация. Самолет обязан был разбиться всмятку. Как и его пилот. А вас должны были сделать самым крайним, обвинив чуть ли не в умышленном убийстве Чкалова. Осознаете, чем подобное могло для вас закончиться? Но я не стал молчать, хоть и пребывал тогда в статусе заключенного со всеми вытекающими из этого ущемлениями в правах и возможностях. Я смог, рискуя своей головой, дойти до двух главных людей в стране и предотвратить ваше неминуемое падение на самое дно. И потому сейчас я смею утверждать, что вы являетесь моим должником. Но даже это еще не всё. Будет вам и, в-пятых, — согнул он большой палец левой руки, образовав в конечном итоге кулак, который и оказался продемонстрирован собеседнику. — Я спасу вашу жизнь. Как только завершите все дела с И-200, немедленно идите обследоваться к врачам. Конкретно — к гастроэнтерологам. Пусть смотрят ваш желудок. У вас там рак в начальной стадии. Его еще можно победить, удалив часть желудка хирургическим путем.