Так раздираемая внутренними политическими противоречиями и тягаемая «соседями по глобусу» в разные стороны Третья республика дотянула-таки до очередных парламентских выборов, произошедших в апреле 1940 года. Выборов, в которых грандиозное поражение потерпела «Республиканская партия радикалов и радикал-социалистов», что при своём правлении, пойдя на поводу монополистического капитала, нивелировала большую часть социально-значимых проектов, привнесенных в законодательство страны правительством Леона Блюма, чем настропалила против себя практически весь рабочий класс страны. Как результат — львиная доля их былых сторонников всем скопом перешла в лагеря коммунистов и интернационалистов, активно противостоявших политическим силам фашистского толка, сторонников которых также имелось с лихвой, но всё же сильно поубавилось на фоне антигерманского освещения французской прессой боевых действий в Испании и в прекратившей своё существование Югославии.
За разразившейся «выборной баталией», задержав дыхание, наблюдали абсолютно все, поскольку именно от выбора французов зависело то, на чьей стороне в грядущей войне выступит армия Третьей Республики. На стороне Германии, предав тем самым Польшу, к которой Берлин уже успел выдвинуть ряд территориальных претензий насчет Данцига и коридора в Восточную Пруссию, либо же на стороне антифашистской коалиции, в которой так-то открыто состоял пока лишь один Советский Союз, вместе с официальными властями Испании? Хотя для тех же Германии с Италией официальными они как раз и не являлись. Те признавали только своих ставленников — франкистов.
При этом, как бы это странно ни звучало, верхушке Советского Союза не так уж и выгодна была победа этих самых коммунистов с интернационалистами, поскольку те являлись в большей мере сторонниками антисталинского курса, куда больше в своих взглядах ориентируясь на посылы нынешнего руководства Коминтерна. Точнее на измышления тех, кто от этого самого руководства остался в живых после грандиозной чистки рядов, устроенной Москвой в 1936–1938 годах.
Грубо говоря, для Сталина это были совсем другие коммунисты. Пусть не троцкисты, но бухаринцы — точно. В общем, не те, которых нынешние хозяева Кремля желали бы видеть во главе Франции. Но, в любом случае, даже они были куда предпочтительней фашистов, поскольку скорее дали бы сталинизму политический бой на международной арене, нежели согласились бы отправить французские войска на войну с СССР, пойдя на поводу своих идеологических врагов. Ведь загибающейся под весом огромного количества социальных, финансовых, политических, демографических и целого сонма прочих проблем Франции любая реальная война была сейчас нужна, как собаке пятая нога. И, вновь объединившись под общим знаменем Народного фронта, естественно, предварительно выгнав с позором из него радикалов, коммунисты с интернационалистами смогли получить подавляющее большинство в новом парламенте, что было хорошо для простых французских тружеников, но плохо для коллапсирующей экономики страны и крупных буржуа, которых опять, несомненно, начнут «раскулачивать».
Да и англичане с немцами не сильно радовались подобному исходу, поскольку теперь повести Францию с собой на бой с «красной ордой» становилось еще более проблематично. Намного более проблематично! Почти нереально! Соваться же туда без французов с поляками, англичане уж точно никак не желали, что на 4 ближайших года означало для Лондона лишь одно — дружить придется исключительно против Берлина. А для «умиротворителя» Невилла Чемберлена, спустившего с рук немцам все их действия последних лет, принять это было ой как непросто. Ведь теперь именно ему предстояло отправиться на поклон к советским дипломатам, дабы возобновить окончившиеся ничем переговоры весны-лета 1939 года о создании англо-франко-советского военно-политического союза. И ныне ожидалось, что Сталин станет требовать куда больше, нежели прежде. Особенно на фоне того, как показательно советские войска разбили целую японскую армию, понеся при этом вовсе смехотворные потери. И на фоне новых завоеваний Берлина.
Не менее весомым фактором в международных отношениях стало куда большее вовлечение обновленного французского правительства в события напрямую связанные с Испанией, где также во главе страны стояла группировка Народного фронта. Пусть посылать свои войска на Пиренейский полуостров французы даже не планировали, откровенно опасаясь начала новой войны с немцами, их флот принялся куда как активней отлавливать немецкие и итальянские транспорты с вооружением и боеприпасами, что предпринимали попытки ошвартоваться именно в испанских портах. По-сути, накинули на шею легиона «Кондор» некую шелковую удавку и принялись её потихоньку затягивать, прикрывая свои действия участием в соглашении о невмешательстве третьих стран в испанские дела. Впрочем, с советскими транспортами в Средиземноморье они стали поступать точно так же, желая поскорее завершить изрядно затянувшийся конфликт, идущий у них прямо под боком и год за годом продуцирующий всё новые волны беженцев, которых уже некуда было девать. Заодно и сталинскому СССР давали изрядный щелбан по носу. А то уж больно много именно своих сторонников Союз умудрился впихнуть в действующее испанское правительство, шантажируя республиканцев их огромными долговыми обязательствами и поставками столь нужного вооружения.