«Сделай правильный выбор, — пожелал Шерлок. — Дай мне выиграть».
Уотсон уставился куда-то в середину комнаты. Он обдумывал его слова. Хорошо. Наконец-то. Без сомнения, он осознал, что ему не одурачить Шерлока, но, возможно, другие Стражи более уязвимы. Он смог бы справиться с ними позже, если сейчас избавится от Шерлока. Логичнее всего было поступить именно так. Разумеется, у него бы ничего не вышло. Другой Проводник нейтрализует его воздействие на Стражей, и, к тому же, Майкрофт всегда отправлялся на охоту с Проводником.
Шерлок услышал за дверью шаги Майкрофта по коридору. Он был не один, но как ни странно, Антеи с ним не было, зато были Хоуп и другие Стражи. Ему нужно, чтобы Призрак сдался. Если он не признает свое поражение, Уилкс сможет увильнуть от своего обещания. Все должно быть точно и ясно.
— Время идет, — сказал Шерлок, издав глубокий, угрожающий рык, скрыв свое отчаяние за искренней решительностью. Делай свой ход.
— Отвали от меня, — наконец ответил Уотсон. — Ладно, сознаюсь, я чертов Призрак. Я сдаюсь, — он поднял руки в знак капитуляции.
Шерлок выдохнул с облегчением. Шах и мат.
***
В трех километрах от них мобильный телефон зазвонил рядом с бильярдным столом. Страж Себастьян Моран положил кий и достал мобильный из кармана. Он заметил, как его люди проверяют свои телефоны. Нажав на кнопку, он открыл сообщение.
«Срочный сбор в Тауэре. Призрак найден. —Хоуп»
Вот как. Весь день его не покидало чувство, что случится что-то хорошее.
— То, что надо… Пакуйте вещи! Каникулы кончились! — крикнул он. — Похоже, этот псих поймал нашего Призрака. — Он услышал, как кто-то захлопал, и ухмыльнулся. И добавил про себя: «Пятьдесят фунтов на то, что он достанется мне».
Примечания:
*Гериатрическая палата - палата, в которой содержатся пожилые люди.
** HosAdmin1 - по-видимости, Hospital Administrator.
***Эндшпиль — (от нем. Endspiel — «конец игры») — заключительная часть шахматной партии.
Глава 8.
Тяжело дыша, Джон ждал с поднятыми руками, когда его арестуют или наденут наручники, — что угодно, лишь бы это закончилось. Он выдохся. Его тело было истощено, опустошено, а боль в груди была практически невыносимой. Ему непреодолимо хотелось выгнуть шею, обнажив горло; кожа словно горела и припухла там, где ее касался язык Боудина. Он с трудом подавил желание помассировать ее, зная, что это только все усугубит. Его защитный барьер и так еле держался. Джон не мог не думать о том, сколь мучительно привлекательным был этот мужчина. Его запах можно было продавать во флаконах, словно дорогие духи. Боудин был настолько совместим с ним, что буквально сиял — практически неправдоподобное совпадение.
Если бы Боудин захотел его, Джон бы не стал отказываться.
Но Боудин не хотел его, равнодушно известила Джона эмпатия. Боудин не нуждался в нем. Джон встречал немало Стражей, жаждущих заключить связь, чтобы понять это. Он охотился на него так же, как сытые коты забавляются с мышами. Но хуже всего было то, что он знал, что Боудин все это время притворялся, и все равно попался на его удочку. Прямо как какой-то ослепленный страстью мальчишка.
Единственное, что не давало ему до конца преисполниться отвращением к самому себе, так это то, что чертов Страж обещал отстать и исчезнуть с глаз долой, добившись желаемого. И чем быстрее он выполнит свое обещание, тем лучше.
Джон настолько погрузился в свои мысли, что не услышал стука за спиной. Может, никто и не стучал. Он подскочил на месте, когда Боудин отодвинул его в сторону и открыл дверь. Поначалу ему показалось, что за ней была целая куча людей, но позже выяснилось, что их всего трое. Пришедшие столпились в крошечной прихожей. Джона, в свою очередь, оттеснили в гостиную, где он наощупь добрался до дивана и сел. Он опустил голову на руки и ждал, пока минует потрясение, и он придет в себя.
Почти в тот же миг невысокий мужчина опустился перед ним на колени, сжал его руку своей горячей, сухой ладонью и добродушно, с пониманием улыбнулся ему.
— Тише, тише, дорогой, — обратился он к Джону таким тоном, точно тот был ребенком, ободравшим колено. — Вот так, умница. Все будет хорошо.
Джон почувствовал, как на него накатывают мягкие волны спокойствия и уверенности, как будто он оказался в объятиях матери. Гнев, страх и унижение рассеялись в воздухе, оставив за собой лишь всепоглощающее изнеможение. Как же он устал! Насколько было бы проще выкинуть из головы все планы о побеге, прекратить бороться и просто пустить все на самотек.
— Ты в надежных руках. Об остальном позаботимся мы.
Джон застыл, мышцы свело судорогой от напряжения. Его заворожили при помощи эмпатии. Этот мужчина был Проводником, — и к тому же могущественным. Джону всегда было интересно, каково это — поменяться ролями, подвергнуться воздействию внушения, и теперь он это узнал. Ему это ничуть не понравилось. Он отдернул руку и выпрямился. Его подозрения подтвердились, когда исчезло убаюкивающее внушение.
Проводник напрягся, его глаза округлились.
— Что ж, я ошибся. В тебе еще остался боевой задор.
— Кто вы? — холодно спросил Джон.
Проводник встал и протянул ладонь для рукопожатия:
— Проводник Джефферсон Хоуп, к вашим услугам. Я лондонский…
— Сват, — сказал Джон. — Да, я о вас слышал.
Это он держал зуб на Гарри. Он совсем не казался внушительным. Но ведь и Джон не производил сильного впечатления.
Они неотрывно смотрели друг на друга; Джон пытался разглядеть в нем того ужасного человека, каким его описывала Гарри. Но он ничего не увидел, кроме неподдельного беспокойства и заботы. Хоуп сердечно желал ему счастья, и искренне считал, что может это устроить. Джону осталось бы только немного довериться ему. Джон нахмурился и копнул глубже: что-то тут было нечисто. Что-то подсказывало ему, что если бы Хоуп в самом деле был таким ласковым, благодетельным и заботливым, он бы не позволил Гарри завянуть без Проводника, лишив ее возможности принять участие в охоте.
Прежде он не применял эмпатию, как сейчас, — чтобы ощутить чьи-то эмоции. Обычно он заслонялся от них, чтобы какофония из противоречивых чувств не вытеснила его собственные и не свела этим с ума. В больнице он использовал свои способности для элементарной самозащиты. Он понижал защитный барьер, чтобы отсеять наркоманов и пациентов с синдромом Мюнхгаузена* от тех, кто в помощи нуждался по-настоящему. А что касается остальных… Что ж, не надо обращаться к эмпатии, чтобы понять, что они напуганы и несчастны. Меньше всего пациентам нужно, чтобы доктор разуверился в себе, подхватив их собственные страхи.
В Хоупе не было ни капли сомнений. Джону еще не приходилось сталкиваться со столь непоколебимыми людьми. Исходивший от него поток уверенности был столь мощным, что казался неправдоподобным. Которые из эмоций Хоупа, что ощущал Джон, были настоящими, а какие — просто обманом, проекцией? Интуиция подсказывала Джону, что Хоуп что-то скрывает. Он чувствовал, за неимением лучшего сравнения, зыбучие пески, под поверхностью которых ходило волнами что-то большое, что-то тайное, однако Джон не мог даже приблизительно это опознать.
Джон заглянул еще глубже, ослабив свой и без того хрупкий защитный барьер. Он еще не встречал того, кто умел подделывать собственные эмоции. Это было ненормально. Но если раскрыть разум шире, еще шире, то можно почти увидеть, что же прячет Хоуп, еще немножко… Джон втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Так ослаблять свою защиту было ошибкой.
Хоуп мысленно атаковал его. Джон не осознавал, что Проводник все это время сдерживался. С неожиданной скоростью удушающая зыбучая топь поглотила его, высасывая остатки энергии. Он был беспомощен, разбит, барахтаясь в море песка. Коэффициент интеллекта понижался, он впадал в сонливость и отупение. Ему уже не удастся возвести щит. Джон попытался вытянуть свое внимание из этой вязкой наркотической трясины, но у него ничего не вышло. Их телепатический контакт стал гораздо сильнее на протяжении этого маленького эксперимента.