Взять того же Шавката. Кто он для Советской власти? Его отец был одним из самых близких царедворцев хорезмского хана. На украденные у народа деньги обучал сынка в юности языкам и наукам, содержал в заграничных университетах. Именно такие люди, получившие "надёжное" образование за рубежом, заправляли до революции национальной культурой. И вот пришла революция, и что же изменилось?.. Шавкат снова заправляет культурой, от его решений и действий зависят искусство, литература, в его руках оказалась даже судьба письменности народа...
А он, Хамза, мечтавший до революции заниматься просвещением народа, открывший первые школы ускоренного обучения грамотности, куда-то отодвинут в сторону, лишён возможности заниматься любимым делом... А от того, чего захочет левая нога сына бывшего хорезмского царедворца, зависит учёба сотен тысяч детей бедняков".
Так в чём всё-таки дело? Кто виноват в том, что так получилось?.. Эх, был бы жив Степан Соколов, может быть, и не пришлось бы ломать голову над всеми этими проблемами, а сразу стало бы ясно - что надо делать? куда направить усилия? где главный участок борьбы?
Но Степана давно уже нет, давно уже самому приходится решать все сложные вопросы жизни. Степана нет, но остались зароненные им в душу искры, остались зажжённые им страсти, осталась навсегда возбуждённая им потребность борьбы.
Конечно, немало сделано и ошибок. Наверное, не надо было оставлять школу в Фергане, не надо было уезжать из Ферганы в Хорезм. Но он, Хамза, уехал именно из-за Степана. Рядом был Шахимардан, пепел которого стучал в сердце... Хотелось забраться куда-нибудь подальше, хотелось забыть, что была на свете гробница святого Али, под руинами которой нашёл успокоение яростный дух Степана Соколова... И ещё он уехал из Ферганы от Алчинбека, от его бесконечных советов, указаний, назиданий, напоминаний о своей благородной роли в судьбе директора первой советской трудовой школы.
Он уехал из Ферганы от Алчинбека, а встретил в Хорезме Шавката, а потом их обоих - в Самарканде, нависших над его головой, как сорвавшийся с обрыва камень, который зацепился пока за что-то, но вот-вот оборвётся и рухнет вниз, придавит своей безликой тяжестью, своей глухой и тёмной массой.
Что было в этом соединении Шавката и Назири? Случайность? Судьба? Рок? Предназначение? Что свело Шавката и Назири вместе на его пути, сделало их его общим, единым врагом в двух лицах?
"Мало, что ли, я натерпелся до революции, - думал Хамза, - от разных баев, царских чиновников, шейхов, ишанов, джадидов, националистов? Неужели судьбе было мало тех жертв, которые я принёс в своей жизни, - любовь, мать, отец, жена, сын, друг?..
Неужели она не устала терзать меня и послала мне Шахвата и Алчинбека - этого двуглавого шайтана наподобие двуглавого царского орла?
А может быть, я бегу от борьбы, - думал Хамза, - может быть, у меня просто меньше стало сил - не те годы, молодость ушла, притупилось чувство непримиримости? Почему я не пошёл в Центральный Комитет, к Ахунбабаеву, почему не поднял общественность, не обратился к рядовым членам партии в Наркомпросе с просьбой открыто обсудить не только мою рукопись, но и вообще положение с изданием художественной литературы?
Почему я не обратился со страниц газеты к нашей интеллигенции и не спросил у неё - долго мы будем сидеть вообще без всякого алфавита?
Нет, этого делать было нельзя. Во-первых, потому, что в основе всего лежало моё сугубо личное, творческое дело - рукопись.
Это противоречит коммунистической этике - выходить на уровень широких общих вопросов, отталкиваясь от своих личных, узких интересов... "А где же ты был раньше? - спросили бы у меня. - Почему молчал до тех пор, пока не коснулось тебя?"
Нет, это было бы не по-партийному.
А во-вторых, потому что есть Зульфизар... И я боюсь за неё.
Меня им просто так не взять. А ей могли бы устроить какую-нибудь подлую провокацию... Как бы ни сложилась ситуация, она всё равно продолжала бы выходить в город с открытым лицом - смелости и дерзости ей не занимать. И вот под видом соблюдения чистоты шариата... Нет, нет, он никогда бы не простил себе этого.
Он никогда бы не стал из-за своих дел рисковать Зульфизар.
А если случилось бы... Нет, нет, об этом лучше даже не думать! Он не пережил бы этого.
Всё правильно. Отъезд был необходим. И это не бегство. Это отступление - вынужденное, временное. На новом месте создадим новый театр - с актёрами достигнута договорённость о том, что все они постепенно переедут в Коканд.