- Знаю... Думаю, что он уже забыл меня.
- У него богатейшая память. Если один раз видел человека, запоминает на всю жизнь.
- Мы провели с ним довольно много дней...
- Значит, он узнает вас даже ночью.
Хромой дервиш был встревожен не на шутку. Несколько секунд глаза его изучающе сверлили Алчинбека, оценивая ситуацию.
- Что же делать?.. Уповать на то, что судьбе будет неугодно свести нас на улицах города?
- Я думаю, вы сами понимаете, что в вашей профессии ставить на такие шансы нельзя.
- Может быть, вернуться в Шахимардан?
- Для вашей личной безопасности именно так и нужно поступить.
- Но вообще-то мне надо быть в Самарканде, в центре всей нашей работы.
- Фактически центр нашей работы давно уже находится в Шахимардане. В ближайшее время я сам собираюсь отправиться туда.
- Для чего?
- У нас здесь произошла одна неприятная история. Досадный, но неопасный срыв. Неудачно ликвидировали случайного человека...
- И подозрение упало на вас?
- Косвенно. Чтобы снять его, я хочу просить руководство республики направить меня в Шахимардан для борьбы с шейхами и религиозным засильем.
- Неплохо придумано. И соответствует нашим конечным планам. Находясь там, вы, очевидно, сумели бы принести делу подготовки вооружённого выступления не меньшую пользу, чем оставаясь здесь. Да и я, живя в Шахимардане, вдалеке от Хамзы, и не опасаясь встречи с ним, смог бы оказать вам помощь в сплочении наших сил. Неожиданное, но рациональное решение. Пожалуй, следует остановиться на этом варианте. Он выгоден для нас со всех сторон. Итак, мы объединяем наши усилия и действуем в Шахимардане сообща... Когда встретимся там?
- Вы можете ехать через два дня. А я двинусь, наверное, через неделю. Мне нужно закончить здесь некоторые дела.
Хромой дервиш был доволен - всё складывалось относительно удачно. Он бросил на Алчинбека удовлетворённый взгляд.
- Дамбу против волн революции надо строить, пока волны не очень высоки. - Видимо, этим философским обобщением шейх Арчибальд решил закончить беседу. - Иначе будет поздно, иначе они смоют нас с той земли, которую мы хотим удержать за собой.
В оставшееся до весны время мы должны коренным образом перестроить всю нашу работу. Надо повсюду сеять семена безверия, растерянности, страха, клеветы, надо использовать малейшие возможности, чтобы подрывать веру людей в Советскую власть... Вселять ужас в сердца бывших баев, говоря, что их всех скоро начнут арестовывать. Пустить в ход всю силу религии и шариата, настроить фанатиков против большевиков. Разжигать ненависть к ним! Непрерывно говорить везде о святости и неприкосновенности частной собственности, о привилегиях собственников, о правде всех назидательных и устрашающих притчей из корана, о реальности всех ужасов светопреставления.
Решаться ради этого на любое дело, не жалеть денег!.. Тут ничем нельзя брезговать. Пусть люди всего боятся, пусть постоянно носят с собой ножи в рукавах и в голенищах сапог. Мы должны наполнить сознание всех сомневающихся правильностью их сомнений... Преувеличивать каждую ошибку местных властей, выдавать любую глупость администрации за продиктованные из Москвы указания. Нужно расшатать до предела доверие к законам, срывать все кампании, чернить всех руководителей, коммунистов, ответственных работников... И тогда на подготовленной нами почве пышно расцветут нужные нам настроения, и вооружённое выступление против Советов принесёт безусловный успех!
- А как же опера? - спросил Юлдаш Ахунбабаев.
Он ходил по своему кабинету из угла в угол.
- Придётся отложить, - вздохнув, опустил голову Хамза.
- Первую узбекскую оперу? - посмотрел Ахунбабаев на Рустама Пулатова, молча сидевшего сбоку около его письменного стола. - А если её поставят в Москве? И русские братья будут слушать её и думать: "На Востоке у меня есть брат-узбек. Я горжусь этим хорошим, умным, талантливым братом!"
- Я буду продолжать писать оперу в Шахимардане.
- А инструмент? Где вы найдёте там пианино?
- Привезу из Ферганы.
- Вас засосёт текучка, вы забудете, как выглядят ноты.
- Это очень серьёзно для меня. Я думал много дней. Партия идёт на последний классовый бой внутри страны. На последний... Эти слова не дают мне покоя. Я должен пойти в этот бой. Иначе все мои стихи, песни и пьесы были написаны не мной, а другим человеком... Я не могу иначе... Там, в Шахимардане, под пеплом мазара, лежит мой друг. Все забыли о нём, даже я. А простой, неграмотный деревенский парень Ташпулат не забыл. Я не успокоюсь до тех пор, пока не найду тех, кто записывал его воспоминания... И кроме того, я хочу увидеть шейха Исмаила и взглянуть ему в глаза...