Убайдулла Завки с улыбкой слушал молодёжь. Самого Хамзу и его стихи он знал давно, а вот друзей поэта видел впервые.
Между тем Буранбай, Махмуд и Умар затеяли спор - кто из них лучше играет на тамбуре?
- Хамзахон, - обратился Буранбай к другу, - вы лучший среди нас исполнитель народных мелодий на тамбуре. Сейчас каждый сыграет свой напев, а вы оцените наши музыкальные способности по достоинству.
Буранбай бросил быстрый взгляд на Завки, как бы спрашивая у него как у старшего - правильно ли мы затеяли это состязание у кровати больного? Может быть, это развеет его, отвлечёт от печальных мыслей?
И Завки так же молча, еле заметным движением головы, ответил: всё правильно - пойте, играйте, состязайтесь, отвлекайте от печальных мыслей.
Буранбай снял висевший над головой Хамзы на стене тамбур и заиграл первым. Потом играл Махмуд, последним - Умар.
Народные напевы звучали мелодично и выразительно, струны тамбура, как волны реки, уносили слушателей куда-то далеко...
- Вы все играете очень хорошо, - сказал неожиданно посветлевший лицом Убайдулла Завки, - пожалуй, я не смог бы выделить никого... Но я не специалист. Послушаем, что скажет наш уважаемый Хамзахон...
Но Хамза, откинувшись головой на подушки, молчал. Глаза его были закрыты.
Он вдруг тревожно зашептал о чём-то, забеспокоился, начал двигать перед собой руками, словно искал что-то или кого-то...
- Бедная Зубейда, - шептал Хамза. - Как прекрасно звучали струны её голоса в ту последнюю ночь... "На паре колечек на пальце моём есть ободки, но нет жемчужин... Предсказанное счастье - одни слова! А счастья нет..." Бедная Зубейда, бедная!.. Это была её любимая песня... - Он дёрнулся и вдруг, встав на колени, вытянул перед собой руки. - Зубейда, дорогая, где вы, где вы? - свистящим шёпотом заговорил Хамза, протягивая вперёд руки. - Почему вас отняли у меня?.. Жизнь или смерть? Жизнь или смерть?.. Нет, нет, я буду жить!.. Я буду жить ради вас. Я напишу песни о загубленной любви... И вы всегда будете рядом со мной, всегда будете жить в моей памяти. Прощайте, прощайте!
...Завки, Буранбай, Умар и Махмуд стояли во дворе дома ибн Ямина.
- Мы все должны сейчас пойти туда, - сказал Убайдулла Завки.
- Куда? - не понял Буранбай.
- К Садыкджану, - нахмурился Завки.
- Зачем? - спросил Умар.
- Вы идёте со мной? - Лицо Завки покрылось красными пятнами. - Или вы боитесь?
- Нет, мы не боимся, - за всех ответил Буранбай, - мы идём с вами.
Ворота дома Садыкджана-байваччи были распахнуты настежь. Нигде никого не было видно. По всему двору валялись какие-то разломанные ящики, разорванные коробки, пустые бутылки, стояла коляска без лошади с опущенными оглоблями, прыгали воробьи по дну высохшего бассейна.
- Эй, кто-нибудь есть живой? - громко крикнул Завки.
Спустя некоторое время входная дверь приоткрылась, и на пороге показался... Алчинбек. Он был сильно пьян.
- Никого нет, уходите, - махнул рукой племянник хозяина.
В боковом окне отодвинулась занавеска, и показалась бритая, без чалмы голова Садыкджана.
- Позови байваччу, - строго сказал Убайдулла.
- Я же сказал, что он уехал, - качнулся Алчинбек.
- Он смотрит на нас из окна, - нахмурился Завки.
- Хозяин обедает, - икнул Алчинбек, - он никого не принимает...
- Тогда скажи своему хозяину, чтобы он подавился куском мяса! - зло крикнул Завки. - Если оно ещё лезет ему в горло!
Дверь с шумом распахнулась. На пороге, держась за боковой косяк, стоял Кара-Каплан. Он тоже был без чалмы. Шишкастая бритая голова была покрыта шрамами.
- Кто здесь шумит? - обвёл Кара мутным, остекленевшим взором лица пришедших, никого не узнавая. - Кто осмелился помешать нам справлять поминки?
Кто-то толкнул его в спину. Кара-Каплан посторонился.
На крыльцо, пошатываясь, вышел Садыкджан. Сзади его поддерживал Эргаш.
- Что происходит? - забормотал байвачча. - В этом доме траур... Кто вы такие?
Он тоже никого не узнавал.
Алчинбек, ткнувшись дяде носом в шею, что-то зашептал ему на ухо.
- Как, ещё один поэт? - неожиданно засмеялся Садыкджан и взгляд его стал более осмысленным, определенным. - Это становится интересным... В последнее время поэты что-то зачастили в мой дом... Но они почему-то приходят тогда, когда я не хочу их видеть... Вот, например, поэт Хамза... Он пришёл ко мне в день смерти моей жены, которая, собственно говоря, умерла из-за него... И мой калым, десять тысяч рублей золотом, - подумать только, самый большой калым, который платили когда-нибудь в Коканде! - пропал даром...
- Не по этим ли деньгам вы справляете сейчас поминки? - угрюмо спросил Завки.
Садыкджан задохнулся.
- Кто ты такой?! - завизжал он, рванувшись из рук Эргаша. - Откуда взялся, чтобы упрекать меня в моем доме?!