— Сидя? — снова пробормотала я, облизнувшись, и чувствуя, как кожа сделалась «гусиной» от его вкуса, попавшего на язык, словно капелька сочной черешни попала в рот, а его руки сжили меня сильнее, прижимая к его напряженному телу, которое пульсировала в определенной точке…самой напряженной и высокой такой точке, которая располагалась как раз между моими бедрами, словно я сидела на действующем вулкане ей-богу….
— Могу лечь, — его горячие вкусные губы снова коснулись моих, скользнув и чуть прикусывая нижнюю, отчего по телу растеклась томная нега, словно по венам отныне текла не кровь, а раскаленное золото с ароматом корицы и черешни, которое тянуло меня за невидимые ниточки, стекаясь золотыми горячими ручейками внизу живота, где становилось даже больно…словно это золото притягивалось к тому вулкану, на котором я неловко сидела.
— Не надо!
На мой отрывистый испуганный выдох губы Хана снова усмехнулись, касаясь моих, и горячий язык, скользнул, заставляя губы приоткрыться, но не спеша врываться внутрь, словно играя со мной и своим ароматом, переплетая наши дыхания и заставляя дрожать от этого расплавленного золота в моей крови. Его длинные ресницы щекотали, но не опускались ни на секунду, прожигая кожу, и заставляя золото в моей крови носится все быстрее и быстрее, отчего голова кружилась. Я дышала его ароматом, вместо воздуха, ощущала под собой его тело, вместо земли, прикасалась к горячей коже, утопая и пропадая в этом черном блестящем водовороте…
— Целуй, мавиш. — Хан снова легко прикусил мою нижнюю губу, скользнув горячим пряным языком по губам и подавшись вперед там сильно, что пришлось упереться ладонями в его живот, чтобы испуганно остановить, пытаясь справится с дыханием и тем, что мне предстояло сделать, — давай.
Его черные ресницы снова не дрогнули, а глаза были так близко, и смотрели так пронзительно и жадно, что всю смелость сносило, словно бурным течением.
— Ну же… — Хан склонил голову, сжимая мои ягодицы в своих руках до боли, и приподнимая меня снова на себе, заставляя схватиться за его плечи, и податься вперед почти против воли, касаясь его губ. Боже, это было так необычно, но так чертовски приятно! Это было просто волшебно, ощущать, как его губы стали мягкими и податливыми, раскрываясь навстречу и впуская мой несмелый язык.
Это было, словно парить в космосе, в невесомости, где-то на лезвии Ада и Рая, боясь сделать и шага в сторону, но так отчаянно желая провалиться на самую большую глубину, даже если больше я не смогу выбраться никогда.
Только Хан недолго позволил хозяйничать мне, исследуя его языком, отрывисто выдохнув, когда его горячие жадные руки пронеслись по моему телу от ягодиц, вверх по напряженной спине, обхватывая за затылок и путаясь пальцами в мокрых длинных волосах одной рукой, не давая возможности отстраниться и втянуть в легкие воздуха. И прижимая второй к себе так сильно, что я буквально распласталась на его теле.
Его горячий властный язык проникал в меня, заставляя раскрываться и задыхаться, исследуя, ласкаясь и повелевая, унося куда-то в сторону Ада, заставляя золото в крови носится с сумасшедшей скоростью по венам, опьяняя своим ароматом и вкусом.
Он позволил мне вздохнуть воздух, наполненный им, лишь когда неожиданно поднялся на ноги, вместе со мной, поддерживая за ягодицы, отчего я испуганно оплелась руками и ногами о его стройное тело, шумно втягивая в себя кислород, пока не оказалась на лопатках, распластанной на собственной постели под тяжелым телом Хана, нависшим сверху.
— …что вы…. — даже толком выдохнуть не получалось, потому что дыхание не успело восстановиться, а тело снова хотело окунуться в его жар и пряный аромат, когда Хан одним резким движением стянул с себя рубашку, потянувшись ко мне, опаляя своими глазами, жар которых можно было ощутить буквально собственной кожей, и раскрывая полы моего розового халата, отчего я приглушенно вскрикнула, пытаясь прикрыться руками, даже если была в нижнем белье, а не обнаженная. Он не позволил, обхватывая мои запястья сильными ладонями, и убирая руки за голову, нависая надо мной, отчего черные прядки его идеальной прически растрепались, свисая на лоб.
— Боишься? — выдохнул он в мои губы, не отпуская рук, и прижимаясь обнаженным торсом к моему телу, кожа к коже, снова прикусывая губу, и вдавливая в матрас.
— Да… — едва смогла выдохнуть я, даже не понимая, как сама начинаю тянуться к его губам, и видя сладкую улыбку и полыхнувшие глаза. Хан не ответил, скользнув горячими губами по моей щеке, опускаясь по шее, то легко целуя, то прикусывая кожу, то проводя горячим языком, сжимая мои руки до боли, оставляя на коже синяки от своих пальцев, и потираясь горячей кожей живота о мой живот.