— Мужчина должон жениться и завести семью.
Эмрис приподнял четко очерченные брови. Это было первое проявление эмоций, которое заметил у кого-то из них Ханет, хотя, возможно, раньше он был слишком взволнован, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.
— Ты говорил, что хочешь выдать сестер замуж, но ни разу не сказал, что хочешь жениться сам.
Вопрос поставил Ханета в тупик.
— Я… говорю ж, молод пока, чтоб о таком думать… господин.
— Артма. Обращаясь к любому из нас, говори «артма». По-вашему, это значит «вдовец». Здесь статус легко понять по одеждам. Темные цвета носят только артмы.
— Извиняйте, артма. Я запомню, — почтительно склонив голову, как учил Оскат, произнес Ханет, гадая, с чего вдруг эмрис взял на себя труд просветить его относительно того, как к ним нужно обращаться. Значит ли это, что он прошел испытание?
— Может быть, мужчины тебе нравятся больше, чем женщины? — обратился к нему рыжеволосый эмрис, облаченный в темно-зеленое. Он выглядел моложе остальных артм, но на деле могло оказаться, что ему сто, а то и вся тысяча лет, если не больше. Ханет не мог даже представить кого-то столь старого. Понятно, отчего эти эмрисы кажутся такими безразличными ко всему. Наверняка они уже повидали все на свете, их ничем не удивишь, не смутишь и не обрадуешь. И, конечно, им нет никакого дела до его судьбы и до того, что с ним станет, если они решат, что он не годится для жизни здесь.
— Я поболе времени проводил средь мужчин, чем средь женщин, ежели вы про это толкуете, артма. С ними мне привычнее, что ли… Но ежели про другое, то это не про меня.
Ханет точно знал, какие девушки ему по душе: высокие, стройные, светловолосые. Но он никогда не заигрывал ни с кем из соседских девчонок, не привозил из города подарков никому, кроме сестер и матери, не звал никого прогуляться по берегу. Мама смеялась и говорила, что они с отцом зачали его зимой, в разгар лютых морозов, от того, он не так горяч, как другие парни, хотя девицы и вьются вокруг него. Ханет же полагал, что просто не встретил пока ту, которая смогла бы тронуть его сердце. Он уже собрался сказать об этом, но эмрис, задавший вопрос, кивнул, словно полученный ответ вполне его устраивал, а другой отложил перо и сказал так, словно Ханета не было в комнате:
— У этого юноши красивые волосы, хотя пепельный цвет нельзя назвать таким уж необычным. И глаза хороши — светло-серые, без крапинок и желтого кольца вокруг зрачка, как это часто бывает у людей. Овал лица очень четкий — это тоже плюс. К тому же он неплохо сложен, для человека, разумеется. Взгляните на эти прямые плечи и длинные ноги… Жаль, что он совершенно не образован, но это уж забота той, которой он достанется. А вы, что думаете, алайэ?
Что думали о нем другие, для Ханета осталось загадкой — дальше разговор пошел на незнакомом языке — певучем и ласкающим слух.
— Ступай, Ханет, — наконец произнес кто-то из артм на общем.
Неловко попрощавшись, Ханет поспешно направился к двери, надеясь, что со стороны не слишком заметно, как у него дрожат колени.
— Они нарочно этак? — спросил Ханет через несколько часов, сидя за столом в небольшой комнатке на втором этаже гостиницы при Аукционном доме, где его поселили вместе с Далием и Нейтаном. — Вроде как понять дают, будто ни на что толковое ты не годен, и тут уж тебе в голову всякие думки закрадываются: «Неужто так я плох, что даже прислуживать огрихам не сумеешь?» И сам не понял еще, а уже охота любой ценой попасть на эту проклятущую аукциону… на аукцион энтот!
— Совершенно верно, — согласился Нейтан и пододвинул к нему блюдо с маленькими зеленоватыми лепешками. — Съешь лепешку с полезными травами, отвлекись от переживаний.
— И не забывай: не огрихи, а огры! — вставил Далий.
Ханет взял лепешку и скривился, едва начав жевать. За время пути все успели устать от всевозможных снадобий, которыми их пичкали, но желудок требовал еды и, доев первую лепешку, он принялся за вторую.
— А еще энта… эта, то бишь, рубаха! — пожаловался он с набитым ртом, но тут же, вспомнив о хороших манерах, о которых все время талдычили его знатные друзья и Оскат, сглотнул, прежде чем продолжить. — Я наступил на подол, когда уходил из той комнаты, и едва на задницу не грохнулся!
С момента приезда это была первая возможность посидеть и спокойно поговорить. Прошлым вечером их устроили в номерах, накормили ужином и уложили спать, а на следующий день подняли на рассвете и принялись готовить к встрече с артмами, которым предстояло решить, годятся ли они для того, чтобы быть представленными на торгах в Запопье.