Впрочем, Нейтан и не думал сопротивляться. Они с Ханетом уже не раз обсуждали между собой огрские укусы, да и слуги намекали, что это вовсе не страшно, а скорее даже приятно… И в самом деле, боль обожгла его, но лишь на миг. От места укуса вдруг начало распространяться тепло, согревая тело и душу, наполняя сознание сияющим светом. Нейтану вдруг показалось, что он стал легким, словно перышко, покачивающееся на золотистых солнечных лучах.
— Что это?.. — удивленно выдохнул он.
— Прости, не смогла устоять, — отстранившись от него и слизнув выступившую из ранок кровь, ответила Тилшарг. Она осторожно уложила Нейтана на кушетку и погладила по щеке. — Кровь обладает великой силой, несет в себе знание о том, в чьих жилах течет. Так я лучше буду чувствовать тебя. Понимать тебя. И ощущать тебя. Со временем и ты научишься видеть мою сущность.
Нейтан хотел было спросить, о чем она говорит, но вдруг осознал, что ему не нужен ответ. Тилшарг окутало яркое синее облако, пронизанное белоснежными лучами, исходящими из глаз, ладоней и груди.
— Как прекрасно! — вырвалось у Нейтана. — Хотелось бы и мне быть таким же сияющим, как ты…
— Станешь, если будет на то воля Удры, — ответила Тилшарг и укусила его снова.
Всю дорогу от Арены Мэйрис, агрх-гзартма Вилдшарг Путешественницы был непривычно молчалив и задумчив. Когда повозка почти подъехала к гостинице, вдруг высунулся в окно и крикнул:
— Возвращаемся!
— Потерял что-то? — спросил сидящий напротив него белокурый Лалиэлль, выгнув дугой темную бровь. Спешить было некуда, его Гарджаг отправилась на встречу с подругами в «Фазана и яблоко», он был свободен до вечера и мог делать, что хотел.
— Не потерял, — глаза Мэйриса блеснули в полумраке повозки хищной зеленью, как у дикого зверя. — Но, может быть, найду.
— Ладно, — легко согласился Лалиэлль. Не рассказывает, в чем дело, значит, сам пока не понял, а как поймет, непременно поделится. Вот только его запах…
— Я как будто еду со стогом свежескошенного… как там этот твой цветок называется, которым ты пахнешь? Тотемное растение твое? — Лалиэлль пощелкал пальцами, делая вид, что не помнит название цветка, хотя помнил его превосходно, равно как и названия прочих растений, животных, гор, рек и поселений родного острова Мэйриса. По просьбе географического общества, он частенько рисовал пейзажи, которые Мэйрис ему описывал: город в самом сердце леса, покрывающего остров, дома, построенные на деревьях, бухту, окруженную черными скалами и третью скалу, похожую на собаку без головы, распластавшуюся в волнах у входа в нее… В одной из пещер этой самой скалы находился портал в Некрополию. Через него налетели однажды на остров некропольцы-вампиры, выкосив немало живых. А после через этот портал прошел вслед за ними Мэйрис, надеясь спасти друга и невесту, которых вампиры прихватили с собой…
— Аямэ. Выдает с головой, да? — Мэйрис скривился, оборвав его мысли. — Называй «радужка» по-вашему, если запомнить не можешь.
— Радужки мелкие, а твой крупный. И они пахнут вовсе не так сильно. Надеюсь, причина нервничать и правда серьезная, а то еще немного и у меня голова разболится. Ты же не из Древнего дома, почему твой запах такой сильный?
— Не знаю. Может, потому что мы, как древние, чтили природу и растения — наших покровителей. Но накосить стог аямэ невозможно, они на деревьях растут.
— У вас там все на деревьях растет.
Мэйрис кивнул и не стал спорить. Его мысли явно витали далеко, похоже, он и впрямь был чем-то здорово озадачен. Лалиэлль почувствовал некоторое беспокойство. Мэйрис, как и он сам, никогда не волновался по пустякам. И не упускал случая поведать что-нибудь о своей родине. Раз этак в сотый.
Вскоре экипаж остановился у здания Арены и оба эмриса выбрались наружу. Не обращая ни на кого внимания, Мэйрис задрал голову и принялся разглядывать здание. Его слуга остался сидеть на козлах, с беспокойством поглядывая на господ, слуга Лалиэлля Йонфи топтался поодаль, всем своим видом выражая неодобрение. Где же это видано, вместо того, чтобы в гостиницу отправиться и отужинать, возвращаться, да заниматься невесть чем? Но Лалиэллю было не до него.