Я зажмуриваю глаза. Извини меня, Лина. Ты была права. Я представляю, как она судорожно переворачивается во сне, пинает пяткой одеяло. Эта мысль успокаивает меня. По крайней мере, она в безопасности, далеко отсюда.
Время тянется, оно широко открыто, как рот, затягивающее меня в длинное, узкое темное горло. Несмотря на то, что в подвале, градусов 30, я не могу перестать дрожать. Как только звуки рейда наконец начинают стихать, я беспокоюсь, что стук моих зубов выдаст меня. Я понятия не имею, сколько сейчас времени, или как долго я просидела, согнувшись около стены. Я больше не чувствую боль в спине и плечах; все мое тело кажется невесомым, вышедшем из-под моего контроля.
Наконец, все замолкает. Я осторожно выглядываю из моего укрытия, едва набираясь смелости дышать. Ни единого движения. Регуляторы ушли, и они, должно быть, поймали или выгнали отсюда всех, кто был здесь. Темнота непроницаемый, душный покров. Я все еще не хочу рисковать и подниматься по лестнице, но теперь, когда я свободна, движение, необходимость выбраться отсюда, покинуть этот дом, растет во мне, как паника. Крик давит на горло, и попытка сглотнуть причиняет боль моему горлу.
Я двигаюсь в комнату с диваном. Высоко в стене явно различимо окно; за ним слабо сверкает блеск росы в свете луны. Мои руки трясутся. Мне с трудом удается подтянуться, пачкая грязью лицо, вдыхая запах поросли, все еще стараясь не закричать или не разрыдаться.
И, наконец, я на улице. Небо блестит четкими звездами, бескрайнее и безразличное. Луна, высокая и круглая, заливает деревья серебром.
Трава усыпана телами.
Я бегу.
Глава 5
На утро после рейда я просыпаюсь от сообщения Лины.
Ханна, перезвони мне. Я сегодня работаю. Ты не могла бы заскочить ко мне в магазин?
Я прослушиваю сообщение дважды, а потом и в третий раз, пытаясь понять ее тон. В ее голосе не было обычного распева, ни одной поддразнивающей нотки. Я не могу сказать, зла ли она или расстроена, или просто раздражена.
Я оделась и уже на пути в "Стоп-н-Сэйв", прежде чем это осознать, приняла решение увидеть ее. Я все еще чувствую, как огромная глыба льда застряла внутри меня, в самом центре, заставляя чувствовать себя беспомощной и неуклюжей. Каким-то чудесным образом мне удалось заснуть, когда я наконец-то дошла до дома, но мои сны были наполнены криками и собаками, истекающими кровью.
Глупо: Это то, чем я была. Ребенком, охотником за сказкой. Лина была права с самого начала. В памяти вспыхнуло лицо Стива скучное, невозмутимое, в ожидании окончания моей истерики, его шелковый голос, как нежелательное прикосновение: "Не расстраивайся. Ты такая красивая".
На ум приходит строчка из «Книги Тссс»: "Любви не существует, только расстройство".
Все это время мои глаза были закрыты. Лина была права. Лина поймет ей придется, даже если она все еще злится на меня.
Я замедляю велосипед, проезжая магазин дяди Лины, где она работает по сменам на протяжении всего лета. Я не замечаю никого кроме Джеда, вернее, огромной глыбы, которая с трудом может связать предложение, чтобы спросить вас, хотели бы вы купить содовую за доллар. Лина всегда предполагала, что он стал таким после исцеления. Возможно, она права. Или, может быть, он просто таким родился.
Я обхожу магазинчик по узкой дорожке, рядом с которой стоят мусорные контейнеры, пахнущие тошнотворной сладостью, как старый, гнилой мусор. На другой стороне дома находится голубая дверь, ведущая на склад "Стоп-н-Сэйв". Я не могу вспомнить, сколько раз я приходила сюда, когда Лина должна была делать инвентаризацию, но мы вместо этого ели украденные чипсы и слушали переносное радио, которое я брала с собой из дома. На секунду меня пронзает острая боль ниже ребер, и я хочу вернуть все назад, чтобы не было этого лета, подпольных вечеринок и Анжелики. Все это было так давно, еще до того, как я начала думать только об амор делириа нервоза, «Книге Тссс» или родителях.
Я была счастлива.
Я поставила велосипед у мусорного контейнера и тихо постучала. Почти сразу слышится скрип открывающейся двери.
Лина застывает, увидев меня. Ее рот слегка приоткрыт. Я хочу вспомнить, что же я хотела ей сказать утром, но сейчас, удивленная ее шоком, я не могу выдавить из себя ни слова. Она просила меня прийти сюда, но сейчас ведет себя так, словно мы никогда не встречались.
Я спрашиваю ее:
Ты меня впустишь или как?
О, прости. Да, заходи, говорит она, словно пробудившись ото сна. Могу сказать, что она так же волнуется, как и я. Есть что-то нервное, прыгающее в ее движениях. Когда я зашла на склад, она практически хлопает дверью за моей спиной.
Как тут жарко.
Я немного жду, пытаясь вспомнить то, что хотела ей сказать. Я ошибалась. Прости меня. Ты всегда была права. Эти слова сматываются в моем горле, как наэлектризованные провода, и я не могу их произнести. Лина тоже молчит. Я хожу по комнате, не смотря на нее, боясь увидеть то же выражение лица, какое было у Стива в прошлую ночь, или, что еще хуже, равнодушие.
Помнишь, я приходила к тебе сюда? Я приносила с собой журналы и этот дурацкий старый радиоприемник. А ты...
А я таскала чипсы и содовую из холодильника, закончила она. Да, я помню.
Неловкая тишина повисла между нами. Я продолжаю ходить кругами по маленькой комнате, глядя на все что угодно, кроме нее. Все те скрутившиеся слова сгибаются и сжимают свои металлические пальцы, вонзаясь мне в горло. Я подношу большой палец ко рту, не осознавая этого. Я чувствую маленькие искорки боли, когда начинаю кусать кутикулу, и отнимаю руку от лица, возвращая ее на место.
Ханна? тихо спрашивает Лина. С тобой все в порядке?
Один этот глупый вопрос разбивает меня. Все пальцы расслабляются в один момент, и слезы, которые они удерживали, приходят моментально. Вдруг я начинаю рыдать и рассказываю ей все: про рейд, и про собак, и про звуки черепов, растрескивающихся под дубинками регуляторов. Думать об этом снова заставляет меня чувствовать тошноту. В какой-то момент Лена обнимает меня и начинает бормотать что-то мне в волосы. Я даже не знаю, о чем она говорит, и мне все равно. Просто быть здесь с ней настоящей, на моей стороне заставляет меня чувствовать себя лучше, чем за многие недели. Медленно я решаюсь перестать плакать, проглатываю икоту и рыдания, которые все еще не покидают меня. Я пытаюсь сказать ей, что скучала по ней, что я была глупой, я была неправа, но мой голос звучит приглушенно.
А потом кто-то стучит в дверь, очень отчетливо, четыре раза. Я быстро отхожу от Лины.
Что это было? спрашиваю я, утирая слезы рукой и пытаясь успокоится. Лина делает вид, что ничего не слышала. Ее лицо побледнело, а глаза широко распахнулись. Кто-то еще раз начинает стучать, но она не двигается, словно ее заморозили.
Я думала, что никто не пользуется этой дверью, я скрещиваю руки на груди, пристально глядя на Лину. Подозрение закрадывается в уголок моего сознания, но я не могу на нем сосредоточиться.
Никто и не пользуется. То есть... иногда... я имею в виду, поставщики...
Пока она невнятно объясняется, дверь открывается, и из нее высовывается голова того парня, которого мы с Линой встретили, когда перелезли через ворота у лабораторий, сразу после экзаменов. Его глаза находят меня, и он тоже столбенеет.