А секунду спустя мое тело выгнулось, и я рухнул на землю. Судорога, которая пронзила его, была явно искусственного происхождения, но я пока не понимал, что именно происходит.
Меня чуть не вырвало. Наверное, если бы я что-нибудь успел съесть сегодня, то непременно оконфузился бы, но увы, с самой ночи в моем рту не побывало ни крошки. Только потом до меня дошло, что это действие электрошока. Скорее всего, меня попросту долбанули тазером.
Секунду спустя меня перевернули на спину, а мои руки оказались перевязаны эластичной лентой. Не наручники надели, потому что их я легко разорвал бы, а именно перевязали лентой, которую не порвешь, и можно только резать.
А потом меня подняли на ноги, поставили перед доктором, который, часто дыша, держался за горло, на котором можно было отчетливо рассмотреть следы моих рук. По его красному лицу было видно, что ему пришлось тяжело.
Больше всего мы начинаем ценить то, чего лишаемся. Это же касается и воздуха.
— Вы психологически неустойчивы, — прохрипел он. — Я не могу допустить вас до работы.
— Ну ты, парень, тоже нашел кого провоцировать, — сказал ему охранник. — Хантера. Да он тебе башку оторвал бы, если б мы хоть на секунду задержались бы.
— Может быть, и стоило бы, — сказал второй. — Пойдем, Хантер.
Меня вывели из кабинета, отпустили уже через несколько шагов. Но руки развязывать не стали, похоже, боялись, что я устрою тут резню. Хотя удивительно, но я уже полностью успокоился. Меня накрыло ровно на несколько секунд, а тут все, словно водой смыло. Хотя раньше было не так.
— Может быть, посидишь в комнате отдыха, остынешь? — спросил один из охранников.
— Не надо, — я покачал головой. — Давайте меня к Косте. А еще лучше развяжите, и я сам пойду.
— Ладно, — сказал один из них, и мы вместе пошли в сторону кабинета, дверь которого, впрочем, тут же открылась.
Кадровик, очевидно, отреагировал на шум, он вышел наружу, посмотрел на меня.
— Хантер, — проговорил он. — Он тебя не допустил. Впрочем, это неудивительно, его уже половина компании прижать хочет, пытается выслужиться, думает, что он святее патриарха.
— Тогда я стал бы местным героем, если бы все-таки придушил его, — мрачно ответил я.
— Не смешно, — кадровик покачал головой. — Лечение ему придется компенсировать, лицо ты ему попортил. Счет мы тебе пришлем. А сам… Может быть в санаторий на реабилитацию к нам, а? За счет компании тебе выбью все, месяц в спокойной обстановке проведешь, в Карелии или в Суздале. А как в себя придешь, так снова на дело двинешь?
— Не, — я покачал головой. — Пожалуй откажусь. Пойду я, мужики.
Я все понял. Во мне бушует гнев. И этому гневу нужно куда-то выйти.
— Хантер, — сказал мне уже в спину Костя. — С тобой все нормально будет?
— Посмотрим, — ответил я.
Глава 4
Бар был «ирландским». Да, именно так, потому что от настоящей Ирландии в нем не было ничего. В более дорогих заведениях реально можно купить импортный алкоголь, ну а здесь его нет, все местное, причем, не лучшего качества. Но тут было тихо, и это я посчитал несомненным плюсом.
Сегодня был сложный день. Очень. Сперва перелет, потом новости, потом неудачная попытка подписаться на контракт. Да и тест этот психологический, он зазря не прошел. Я слышал, что некоторые кончали с собой после такого. Но я собирался просто выпить.
Я прошел мимо нескольких посетителей, который вышли покурить, и кивнул охраннику. Тот посмотрел на ствол у меня на бедре, но ничего не сказал. Понял, что если я таскаю его вот так, открыто, то, значит, у меня есть лицензия.
Вошел в помещение, и по ушам ударила музыка: это был металл с народными мотивами. Инструменты были мне незнакомы, мои познания в этнических штуках ограничивались дудкой и варганом.
Но в общем-то музыка тут могла быть любой. Когда ты привыкаешь к звукам стрельбы и грохоту взрывающихся снарядов, никакая музыка уже не будет тебя напрягать. Хотя некоторые шарахаются, скажем, от фейерверков. Я их понимаю, но у меня таких проблем нет.
Я прошел к стойке, уселся за нее и жестом подозвал к себе бармена. Точнее барменшу, здесь это была женщина, высокая блондинка, одетая в кожаную куртку. Что там у нее ниже пояса я не видел, стойка мешала. У нее были разные глаза: один зеленый, а другой — синий. Интересно, это оптика или реально гетерохромия? Если бы у меня стояла оптика, я бы понял это, но обычным глазом, даже через «Око», этого не различить.
— Два темных стаута, — сказал я.