Прекращаю шипеть. Наверное, чтобы лучше слышать ее голос.
Тихий. Хрипящий. Успокаивающий.
Она то и дело перестает шептать, увеличивая громкость, и все продолжает по-разному меня называть.
«Храбрая…»
«Хорошая…»
«Они бы так и продолжали причинять мне боль, если бы не ты…»
«Солнышко…»
Что было до того, как я увидела объем этого мира, давно слилось с чернотой. Воспоминания быстро истлевают. Темнота снаружи, темнота внутри. Нападающие исчезают, и возникающие мысли утопают в черноте.
Так было и сегодня, когда я вышла к свету, последовав на сотрясающий мою черноту крик. И я сделала то же, что и всегда. И чернота съела возникшие мысли, оставив знакомую пустоту.
Но обратно в темноту я не вернулась.
Чернота не сумела поглотить желание остаться и послушать голос девушки.
И когда она внезапно смолкает, я, недовольно фыркая, раскачиваюсь на месте.
‒ Хочешь пойти со мной? ‒ Девушка протягивает обе руки ко мне и удерживает ладони по обе стороны от моей головы, не пытаясь дотронуться.
Поворачиваюсь к ее левой ладони и принюхиваюсь. От ее кожи несет сточными водами, но сквозь вонь пробивается и иной запах. Он навевает дрему и утихомиривает свирепые удары сердца.
Наверное, это ее собственный запах.
Девушка улыбается, перемещает руки и тихонько касается моих боков. Ждет. Чуть надавливает, приподнимая меня. Снова ждет. А затем полностью берет меня на руки.
И я больше не скалюсь. И чернота не сжирает мои мысли. Я помню все. Помню ее.
Она приподнимает мне волосы на затылке.
‒ Шестьсот тридцать седьмая… Здравствуй, солнышко. ‒ Девушка держит меня одной рукой и, покачиваясь на невидимой дорожке из камней, куда-то несет. Прочь от темноты. Не переставая улыбаться, она прижимает свободную руку к груди. ‒ А я Четыреста пятая...
Она крепко держит меня. И ее улыбка становится шире, когда моя голова соскальзывает на ее плечо.
‒ Спи, спи, солнышко.
«Я не засыпаю так просто», ‒ хочется мне ей прошипеть, но глаза закрываются сами собой.
И чернота вновь не приходит.
Не знаю, сколько проходит времени, но просыпаюсь я от ласкового шепота: «Ну, вот мы и чистенькие».
Приоткрываю глаза и вижу Четыреста пятую. Она успела смыть с себя всю грязь, а о кровавых ручьях на ее лице напоминают лишь глубокие царапины и многочисленные покраснения.
‒ Какая молодчинка, даже не брыкалась, пока я тебя отмывала, ‒ весело бормочет девушка и сильнее прижимает меня к себе.
В моей голове пусто. Отчего-то хочется остаться в ее объятиях навсегда. Похоже, эта первая цельная мысль, которая так и не слилась с чернотой.
Тепло. Странно. Хорошо.
Вновь засыпаю.
«Солнышко, ты же сумеешь быть умничкой? Быть тихонькой? Ты теперь со мной. Больше не нужно кромсать и смотреть вокруг такими мертвыми глазами. Я буду тебя оберегать. Ты мое солнышко. Засыпай, мрак. Засыпай, безумие. Засыпай».
Далеко-далеко слышатся голоса. Но мне нет до них дела.
Надежные руки держат меня, и чужое сердце отчаянно бьется совсем близко.
‒ Пожалуйста, госпожа Тай, позвольте мне ее оставить.
‒ Что за мерзость ты притащила? Это ведь не твой, так? Я бы заметила, если бы тут брюхатой шлялась. Решила упереть у кого-то мелкое отродье? Мне лишние рты не нужны. Вышвырни на помойку.
‒ Я сама буду полностью заботиться о ней. И делиться с ней своими порциями. И я согласна и впредь работать с группами заказчиков.
‒ Да ну? ‒ В голосе грубой женщины прорезался интерес. ‒ Справишься, никчемыш? С несколькими? Думаешь, задобришь нашу клиентуру?
‒ Я все сделаю.
‒ Ха! А что с сегодняшними клиентами? Ну, раз ты целой и на своих двоих сюда притащилась, то, может, и правда тебя следует пихать самым извращенцам.
‒ Сегодняшние заказчики… не пришли.
‒ А?!