‒ Для… чего… ‒ Старательно перемалываю мысли и склеиваю их в нечто полноценное. ‒ Чтобы… создать семью.
‒ Семью? ‒ Фрэнсис, похоже, до жути поражен моим словам. Даже запинается в начале лестницы и устраивает пробежку по оставшимся ступеням. Хлопнув ладонью по дверной створке, к которой я еще не успела притронуться, он склоняется ко мне и, нагнетая мрачности, тихо произносит: ‒ У тебя уже есть семья.
‒ Ага? ‒ Утыкаю локоть в дверь рядом с его рукой и упираюсь затылком в собственную подготовленную ладонь, чтобы было удобнее жечь собеседника свирепым взором. ‒ Но ты, кажется, подзабыл, что эту семью мне навязали.
По всей видимости, в словесную атаку я сразу отправляю козыри, потому что Фрэнсис отшатывается, с усилием кривит рот, да так, что цвет его губ начинает совпадать с бледностью лица и с покорным видом принимается пялиться на меня с высоты своего роста. Словно признал вину в полном объеме и готов прямо сейчас понести наказание.
Вот только ценность его желания отыграть роль крайнего в моем однобоком отчаянии лично для меня крайне мала. Ну, к примеру, врежу я ему сейчас от всей души, и что изменится? Легче мне уж явно не станет. Да пусть он даже миллион раз подставится вместо Виви под мои пинки, мое удовольствие от этого сведется к жалкому мизеру.
‒ Ты правда желаешь создать семью… ‒ Фрэнсис нелепо запинается на конце фразы. ‒ С человеком?
‒ А что не так-то? ‒ Пробую дернуть створку, но та ударяется о по-прежнему вытянутую руку мужчины и медленно возвращается на место.
Закатываю глаза.
Нет никакого желания объяснять Фрэнсису, что, очнувшись после долгого сна, собственный семейный очаг ‒ это последнее, о чем я задумывалась в принципе. А если еще откровеннее, я вовсе не собиралась творить в своей жизни нечто подобное!
Но сейчас задиру во мне пробудили именно они ‒ вся эта шайка заговорщиков, против воли засунувшая меня в рамки конкретной социальной роли. И мне тут тесно и душно. Нет текста и сценария, нет подсказок и нет желания идти на чужом поводу.
‒ Хорошо. ‒ Фрэнсис помогает мне открыть дверь. ‒ У меня нет права вмешиваться. И… давать советы по общению с господином Люминэ.
‒ Эй, господин Люминэ у нас уже купается в водопаде. Расслабься.
Постучав кулаком по плечу Фрэнсиса, я собираюсь пройти в прохладу дома, как кто-то вдруг деликатно взывает к моему вниманию.
‒ Госпожа слишком утомилась для общения. ‒ Фрэнсис дергает головой, намекая окликнувшему меня Рашелю на необходимость быстренько убраться в туман.
‒ Не-не-не. У госпожи открылось седьмое дыхание. ‒ Делаю разворот и просачиваюсь между Фрэнсисом и косяком обратно, на улицу. ‒ Минуту дай, пожалуйста. Я пообщаюсь с парнем и сразу зайду.
«Страж» неохотно кивает.
‒ Я буду прямо за дверью.
‒ Идет.
Дожидаюсь, когда нам с Рашелем обеспечат иллюзорную приватность, и только тогда поворачиваюсь к нерешительно переминающемуся с ноги на ногу парню.
‒ Прошу прощения. Я подвел вас.
Мой бедняга-водитель извиняется за то, что я свинтила от всех них в неизвестном направлении. Забавненько. Но уж точно не для Рашеля. Мне бы подкрутить эмоциональные гайки. И что-то сотворить с мимикой, потому что сколько ни силюсь, а выдать выражение повиноватее персонально для Рашеля не получается. И дело вовсе не в предполагаемом мнении, что мой юный водитель недостоин получить визуальный всплеск моего раскаяния. Причина в том, что сама я как-то и не особо ощущаю себя виноватой.
Чем дольше удерживать, тем сильнее зверью хочется на волю.
Меня пытались посадить на цепь, я ее им погрызла. Все четко и ясно.
Так что вины Рашеля во всей этой сумятице уж точно нет никакой. Однако отдельные властные личности, как мне кажется, могут покарать его и без разбирательства.
‒ Извинения тут лишние. ‒ Дарю приятному юноше искреннюю улыбку. ‒ Это я должна была вовремя предупредить, что собираюсь на прогулку. Так что по поводу наказания не волнуйся. Никто тебя не уволит.
‒ Большое спасибо. ‒ Похоже, Рашеля немного отпускает. Он быстро пробегается по мне взглядом. ‒ Вы не пострадали?