Он не мог более заниматься делом, начал собирать бумаги. Вошел слуга и доложил, что уста Барсег хочет видеть хозяина.
– Кто такой Барсег? – Один из ваших арендаторов. – Пусть войдет.
Посетитель оказался тем самым рыжеволосым человеком, который на поминках подошел к «адвокату» Мухану и попросил его зайти к нему вечером. Он остановился у дверей, сложил руки на груди и отвесил низкий поклон, затем, воровато озираясь, подошел к Смбату и с льстивой улыбкой протянул ему руку. С первого же взгляда вид и ухватки этого человека произвели на Смбата отталкивающее впечатление. – Что вам угодно?
– Доброго здоровья вашей милости, Смбат-бек, – раздался в ответ глухой голос уста Барсега. – У вас дело ко мне? – Маленький счетец, Смбат-бек. – Присядьте.
Гость поклонился, но не сел.
– Ваша милость, как вижу, изволили забыть меня, – заторопился он, устремив стеклянные глаза на хозяина. – Оно, конечно, дорогой ага, столько лет прошло… Только мы вашу милость помним. Во какой был ты, – продолжал гость, держа руку на аршин от полу, – маленький-маленький. А потом подрос еще малость и уехал в Москву. Сохрани тебя господь, теперь ты уже мужчина, да еще какой!.. Как поживаешь, дорогой ага?
– Спасибо. Вы сказали, что у вас есть счет, что это за счет?
Барсег сделал вид, будто не расслышал, и продолжал по-прежнему:
– Бывало, приходил ты ко мне в лавку и бубенчики спрашивал – кошке на шею. Вот под этой самой комнатой наша лавка, миленький, топнешь – и прямо в голове слуги твоего отзовется.
– Вспоминаю, вспоминаю, – нетерпеливо прервал его Смбат, – вы – уста* Барсег, серебряных дел мастер… Скажите, что у вас за счет, уста Барсег?
* Уста – мастер.
– Пришел ты как-то ко мне: «Сделай удочку, уста Барсег, рыбу ловить». – «Со всем нашим удовольствием, говорю, сделаю, голубчик ты мой». Засел я, провозился целый день, смастерил хороший серебряный крючок и подарил тебе. Ну и обрадовался же ты, миленький…
– Уста-Барсег, вы про какой-то счет говорили…
– На другой день ты прибежал опять: уста Барсег, говорят, мол, серебро фальшивое. Уж и не знаю, кому это нужно было сказать, что уста Барсег фальшивое серебро за настоящее выдает… Помнишь?
– Что у вас за счет, уста Барсег? – воскликнул Смбат раздраженно.
– Счетец? – небрежно переспросил гость. – Да, заговорился и забыл о нем. Счетец, Смбат-бек, на имя Микаэла Маркича… Счетец, голубчик ты мой, маленький, очень маленький… Но Микаэл Маркич все тянет… Вот уже три дня просим-молим… не оплачивает…
– Не оплачивает? Значит, он вам должен?
– Именно должен, голубчик ты мой. Ежели не отдаст, конечно, помолчим, но ведь он должен по векселю…
– По векселю?
– Чисто… На предъявителя!
– Сумма?
– Для вашей милости – сущие пустяки, цена костюмчика, вечерок в компании. Для нас же, голышей, целая казна, Царство, сад Гарун аль Рашида, ха-ха-ха!..
Смех этот был до того сух и неприятен, что Смбат почувствовал невольное омерзение. Однако он уже был заинтригован словами посетителя.
– А ну-ка, покажите вексель, – протянул Смбат руку.
Барсег, озираясь, вытащил из бокового кармана истертый бумажник. Из пачки каких-то бумаг осторожно извлек вексель, развернул и, держа крепко за уголки, поднес к глазам Смбата.
– Да, это подпись Микаэла, – подтвердил Смбат. – Вы не бойтесь, я не отниму, хочу только взглянуть на какую сумму.
Смбат изумился. Вексель был на семь тысяч рублей, – сумма, несомненно, превосходившая все состояние заимодавца.
– Уста Барсег, вы и теперь занимаетесь вашим ремеслом?
– Да, голубчик мой, как был ремесленником, так ремесленником и остался: постукиваем молоточком, – семью содержим, пятеро детей… Вот уже года два как шкафчик завели, разложили в нем кое-что из золота и серебра и тешимся, будто и мы чем-то торгуем…
– А может быть, Микаэл у вас золотые вещи брал?
– Нет, жизнью твоей клянусь, наличными. Клянусь драгоценной жизнью твоей, у детей изо рта вырывал – ему давал…
– Уста Барсег, вы ему ровно семь тысяч дали или меньше? – спросил Смбат, бросив проницательный взгляд на посетителя.
Уста Барсег смутился, но лишь на мгновенье. Тотчас овладев собой, он ответил улыбаясь:
– Конечно, голубчик ты мой, дал я немного меньше, но вся-то сумма семь тысяч серебром.
– Я вас прошу сказать, сколько вы дали наличными деньгами? Ведь вексель содержит и проценты?
– Проценты, понятное дело, а то как же без процентов… Но долг Микаэла Маркича – ровно семь тысяч рублей.
– Когда истекает срок?
– Срок? Да сегодня. Уже шестнадцать дней прошло, как помер Маркос-ага, царство ему небесное! Клянусь твоей жизнью, мы денно и нощно за него молились. Но что же поделаешь, – ни нам от смерти не уйти, ни смерть нас не забудет. Видно, так богу было угодно…
– Что вы хотите сказать, уста Барсег? Не пойму я вас.
Ясно как день, Микаэл-ага обещал уплатить спустя несколько дней поселе смерти отца.
Смбат вздрогнул. Он понял чудовищный поступок брата, делавшего ставку на смерть отца. Несомненно, этот Барсег, кровопийца-ростовщик, воспользовался стесненным положением расточительного молодого человека и ссудил деньги под чудовищные проценты, с обязательством уплаты тотчас после смерти старика. Но кто из них омерзительней – должник или кредитор?
– Ладно, – сказал Смбат, – повремените до завтра, я переговорю с братом, и после увидимся.
– Нет, нет, молю тебя! Микаэл Маркич не должен знать, что мы приходили к вашей милости. Упаси господи! Буйный он человек, убьет меня и пустит по миру моих детей…
– Ступайте! Приходите завтра – получите деньги.
– Да, голубчик ты мой, завтра покончим. Пятеро детей, старуха мать, сестры, братья, племянницы, племянники – целая орава у меня. По судам бегать неохота. Лучше по-хорошему, сам Христос так велел. Дай бог царство небесное Маркосу-аге, отменный был человек, очень нас любил, каждый день заходил ко мне в лавку. Мы тоже к услугам вашей милости под сенью вашей и живем. Прости за беспокойство, не сердись, голубчик, уходим без разговора, завтра явимся, просим прощенья…
И уста Барсег, пятясь к двери и отвешивая низкие поклоны, выкатился из комнаты.
В тот же вечер между Смбатом и Микаэлом произошло первое столкновение. Микаэл без стеснения сознался, что занял у Барсега всего одну тысячу, выдал же вексель на семь. Ничего другого не оставалось – нужны были деньги. Он поступил так же, как поступали многие дети скупых родителей. Не мог же он морить себя голодом, будучи сыном миллионера, когда его друзья тратили тысячи, десятки тысяч. А сейчас, когда он наконец, имеет право на свободное, независимое существование, вместо одного деспота является другой. Нет, это невыносимо и оскорбительно. Отец оставил незаконное завещание, и он, Микаэл, разумеется, не будет сидеть сложа руки, он примет необходимые меры, а пока что Смбат, без лишних слов, должен заплатить уста Барсегу, иначе дело поступит в суд…
Смбат принялся разъяснять, что ему и в голову не приходило стать деспотом Микаэла, что они равные братья и обязаны помогать друг другу добрыми советами. Но ведь жизнь Микаэла – это духовное банкротство, нравственное падение, разложение. Пусть посмотрит на себя в зеркало. Так продолжаться не может – это оскорбление для семейной чести.
– Наконец, мы не имеем морального права ради нашего удовольствия бросать на ветер состояние отца, нажитое в поте лица.
– В поте лица! – повторил Микаэл с горькой усмешкой. – Ты убежден, что наш отец нажил миллионы честным путем?