Как только спускаюсь с последней ступеньки, до меня доносится запах жареных бобов, но мой мозг слишком возбужден, чтобы понять, что это значит. Я следую за запахом, как измученная ищейка, таща свою жалкую задницу к нему, пока не выхожу на кухню и не встречаюсь взглядом с ярко-зелеными глазами.
Потому что, очевидно, унизить себя прошлой ночью было недостаточно. Теперь мне нужно восстать из мертвых с мозгами, пульсирующими в ушах, волосами, похожими на что-то прямо из фильма ужасов с рейтингом «Б», и моим мятым платьем, все еще на десять размеров меньше приличной длины.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Шон, как будто это не написано у меня на лице.
Плюхаюсь в кресло за угловым столиком и тут же проклинаю себя за это, когда молнии бьют в глаза. Я шиплю проклятие и прячу лицо в темноте локтя.
У меня есть два варианта. Я могу повести себя, как взрослая, и извиниться за то, что присосалась к его лицу, пообещать, что это больше не повторится. Или…
— Что случилось прошлой ночью? — Я стону в свою руку, когда слышу, как он садится напротив меня и пододвигает чашку кофе в мою сторону.
Когда Шон не отвечает, я поднимаю голову, чтобы взглянуть на него, и он спрашивает:
— Сколько ты выпила прошлой ночью?
Его щетина стала длиннее, отчего он выглядит еще сексуальнее и растрепанней, чем обычно. Темно-синяя футболка с изображение какой-то рок-группы свободно болтается на ключице, прошлой ночью растянутая моими безумными пальцами.
— Ну, не знаю. Пять? Шесть? — Я сажусь и подпираю лоб кулаком, чтобы привыкнуть к вертикальному положению. — Слишком много.
Шон изучает меня, потягивая кофе. Его глаза налиты кровью, как, я уверена, и мои, — признак того, что я была не единственной, кто перестарался прошлой ночью.
— Как много ты помнишь?
Всё. Я помню, как его пальцы скользили по моему животу на танцполе, как его бедра двигались вместе с моими. И я помню вес этих бедер в автобусе, то, как они качались между моими.
Это момент истины, и я лгу до конца.
— Не знаю, — бормочу я. — Я… — Бросаю на него самый растерянный взгляд. — Дерьмо. Я что, поцеловала тебя? В Mayhem?
Шон смотрит на меня, потирая мозолистыми пальцами бровь.
— Слегка.
Если это был просто маленький поцелуй, то это платье всего лишь немного коротковато.
— Боже. А что потом? Я была так пьяна, что нихрена не помню.
— Ты перебрала, — говорит он, пока я нервно выдуваю рябь в свой кофе. Затем пропускает все промежуточное и прыгает прямо в конец. — Я привел тебя сюда и уложил в постель.
Значит я не единственная, кто врет. Интересно. Я продолжаю дуть на кофе, пока воспаленный мозг пытается понять, что происходит. Шон лжет, и это либо для того, чтобы избавить меня от неловких воспоминаний о том, что я сделала, либо, что более вероятно, потому что он сожалеет об этом так же сильно, как и я.
Кофе обжигает язык, когда я делаю глоток, но это ничто по сравнению с внезапным ожогом в моем сердце.
— Кто-нибудь видел, как я тебя целовала? — спрашиваю я, и Шон качает головой.
— Если бы видели, они бы что-нибудь сказали. Персик написала мне, спрашивала о тебе, но я ответил, что ты в отключке, и я отвезу тебя домой.
— А они не подумают, что это странно, что ты не вернулся домой вчера вечером?
— Нет, если я скажу, что позвонил той надоедливой цыпочке, которая вцепилась в меня после шоу.
Я киваю и делаю еще один обжигающий глоток кофе, отчаянно желая спросить его, почему он лжет и почему поцеловал меня в ответ. Я была пьяна, но не настолько, чтобы не понимать, что делаю, да и он, по-моему, тоже.
Но думаю, это не имеет значения, потому что какая бы искра ни вспыхнула между нами, она явно погасла.
А может быть, её там и вовсе не было. Возможно, мне все показалось. Может быть, я была именно тем, кем хотела быть — просто горячей девушкой в сексуальном платье.
Может быть, я значила для него не больше, чем та девушка с рыжими волосами, не больше, чем в прошлый раз, когда он заставил меня чувствовать себя так.
Я ненавижу себя за то, что позволила ему. Позволила ему снова заставить меня чувствовать это.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Я опоздала на первую репетицию группы после того, как мы с Шоном целовались в автобусе. Опоздала, но он ничего не сказал. Я не попадала в ритм — он снова промолчал.
Поэтому я начала лажать еще больше. Стала дергать не за те струны и говорить ребятам, что это Шон лажает.