Оставшись в таком тягостном, но гордом одиночестве, я прошествовал в ванную. Побрился. Помыл голову и основательно почистил зубы. В гроб ложиться неухоженным что-то не хотелось. А времени на наведение марафета было навалом, вряд ли кто-то в ближайшее время почтил бы меня своим присутствием. Хотелось надеяться, что даже его чернейшество Люцифер наконец забыл о моем существовании.
Посмотрел на свое лицо, осунувшееся и изможденное, с выступившими от постоянного недоедания скулами. Порезаться о них, конечно, было нельзя, как поголовно любят писать в различного рода любовных произведениях, романтизируя это, но и касаться без особой нужды тоже не хотелось. Круги под глазами еще больше почернели. Тяжело вздохнул и размял пальцами кожу. Ничего не изменится, пора смириться. Я попусту истратил свое время.
Вновь издал тягостный вздох и направился к себе в комнату. Нашел в шкафу лучшие рубашку и брюки, которые мы покупали с мамой перед моим походом в десятый класс. Тогда одежда приходилась впору, плотно сидя на еще не успевшем сойти к тому времени детском животике. Сейчас же шмотки висели, словно бесформенный мешок из-под какой-нибудь картошки. Впрочем, это тоже ничего не меняло. Другой мало-мальски официальной одежды, в которой не стыдно было умирать, у меня все равно не было, а покупать новую, под стать нынешнему размеру не было ни денег, ни, честно говоря, желания.
Закатал рукава до локтя, чтобы не так сильно замарать их кровью. И в завершение нелепого образа надел черные носки. Какая-то под конец жизни у меня началась гиперфиксация на этом элементе одежды. Да, согласен, глупая деталь для предсмертного одеяния, но не в обуви же мне умирать, правильно?
Я покачал головой. До чего докатился на пороге смерти, пытаюсь подобрать образ, в котором не стыдно будет перерезать вены… Подошел к столу и открыл самый нижний ящик, в котором обыкновенно хранил вещи, которые хотел скрыть от посторонних глаз. Хотя почему-то был уверен, что мама успела там парочку раз поковыряться, пока я уходил в школу. Подобные мысли невольно навеивали печаль, вызывали грустную улыбку.
«Прости, мам, мы не встретимся».
Прежде, чем вернул ящик на место, немного замешкался.
- Что ты тут затеял? – раздался из-за спины голос, как обычно стремившийся выбить из колеи. Магический, колдовской и чарующий, прямо как в первую нашу с ним встречу. Столько времени прошло, а ничего не изменилось.
- Люцифер, - с улыбкой развернулся к нему я и застал того прислонившимся к дверному косяку и задумчиво разглядывавшим меня. – Чем обязан?
- Что ты затеял? – повторил он вопрос, усиливая нажим и заставляя таким образом выложить всю правду. Но на меня больше не действовали его сатанистские уловки. Смерть, незримой тенью стоявшая на пороге комнаты, прямо за худым плечом Люцифера, снимала все возможные и невозможные чары, что тот старался наложить, желая выбить из колеи, а ее острая коса сводила губительное воздействие силы дьявола на нет.
- Разве непонятно? – улыбка стала шире и, наверное, немного отдавала безумием, ибо сам великий и могучий дьявол подался вперед, принюхиваясь, словно поисковая собака. – Ты ведь прекрасно все видишь. У меня больше не осталось времени, - произнес я, вытягивая вперед пораженную руку с сжатым в ней перочинным ножиком. Больше не заботился о том, что тыкал самому главе ада, не выказывая в его сторону ровным счетом никакого уважения. Уже было не до этого. Я все просрал. Все равно при любом из раскладов скоро стану его подчиненным, так что мне было терять? У меня ведь не было выбора, никто не посчитал нужным его оставить.
Я купил нож пару лет назад на приезжей ярмарке народного творчества. Что забыл торговец оружием среди самодельных и рукописных игрушек, тканых вручную платков и расписных глиняных горшков, понятия не имел, но сейчас его присутствие на тех торгах оказалось как нельзя кстати, а встреча с ним не мерещилась такой уж бесполезной. Я не хотел умирать от обычного кухонного ножа, грубого, грязного от крови разделанных животных, орудия, а это небольшое, но острое, как бритва, лезвие, пришлось весьма кстати. Люцифер заметил зажатый в ладони предмет и с интересом прищурился.
- Щенок, - усмехнулся он, презрительно скривив губы. – Ты не сможешь это сделать.
Настала моя очередь делать недовольную гримасу. И хотя мы оба понимали, что мое поведение, скорее, обыкновенный блеф, сдаваться просто так не хотелось.
- Почему же? Я не похож на человека, способного перерезать вены?