Как же много я не успел ей сказать, наивно полагая, что впереди у нас целая жизнь…
До этого момента я даже себе представить не мог, насколько сильно скучал по маме и тому, что за все эти годы стало для меня такой обыденностью, что под конец ее жизни просто перестал замечать. И только сейчас понял, насколько в жизни этого действительно не хватало.
По щеке покатилась одинокая слеза, которую я смахнул прежде, чем ее бы увидела Дабрия. Но кого я обманывал, для девушки не было ничего незаметного, и, хотя та нахмурилась, ничего не сказала. И я чрезмерно оказался ей за это благодарен. Последнее, чего хотелось бы сейчас, это жалости.
Не выдержав боли от воспоминаний, не рассчитал силу и рывком вскочил со стула. Резкими, рваными движениями подался к кухонному гарнитуру и схватил из верхнего шкафа ложку. Вернулся на место и принялся поглощать овсянку, пока та окончательно не остыла.
Да, мое поведение наверняка показалось Дабрии чересчур странным, но та молча стояла рядом и просто смотрела. Предпочитая не задавать никаких вопросов. Словно предчувствовала, что мне нужно поесть прежде, чем что-то, сгустившееся тяжелым мороком в воздухе, произойдет.
Завтрак прошел в полнейшей тишине. Едва я покончил с оставленной пищей и помыл за собой посуду, гнетущее молчание взорвалось мириадами осколков, словно мыльный пузырь. Я больше не мог это терпеть. Чувства, которые так старательно скрывал в последнее время, наконец хотели получить выход. Мне требовалась разрядка. Расслабление.
- Ты со мной? – хрипло спросил я, направляясь в гостиную. Девушка вскинула бровь, но заинтересованно пошла следом.
- Чего ты хочешь? – между делом полюбопытствовала она, едва мы оказались на диване.
- Тебя, - не мешкая, ответил я. Девушка расслабленно прикрыла глаза и, казалось, улыбнулась.
- Неожиданный ответ, - с насмешкой произнесла она, перебираясь мне на колени. В который раз за столь короткое время я чувствовал в этом жесте нечто большее. Возможно, сам себе все придумал, и наши чувства были только в одну сторону.
Черт тебя дери, Люц, как ты умудрился влюбиться в демоницу и возжелать ее?!
- Что ж, - загадочно прошептала она, заправляя прядь моих непослушных и порядком отросших волос за ухо. – Ты сам этого захотел. Потом не смей обвинять меня в соблазнении.
- Даже не думал об этом, - выдохнул я прямо ей в уста. Девушка легко улыбнулась и поначалу чуть прикоснулась губами, понемногу углубляя поцелуй. Сначала едва теплый, даровавший слабую надежду на нечто большее, но постепенно перераставший в пожар, грозивший сжечь все вокруг. Полный моей надежды и ее боли. Моего отчаяния и ее любви.
Ее руки скользнули под футболку, тонкими пальчиками очерчивая мышцы на животе. Я тихо простонал от плавивших прикосновений и запустил руку в волосы, распушая ее аккуратно собранный хвост.
Неожиданно она разорвала поцелуй и задрала футболку, обнажая впалый от постоянного недоедания живот. Спустилась на пол и, встав на колени, провела самым кончиком языка по полоске кожи совсем рядом с пупком. Вдруг прикусила складку, что я от неожиданности вздрогнул, затем нежно поцеловала место укуса. Совсем как кошка. Те тоже, выражая свою любовь к хозяину, сначала прикусывают кожу, а потом вылизывают укушенную область.
- Если я скажу, что с тебя на сегодня хватит? – улыбнулась она, снизу заглядывая в глаза. Я обхватил ее лицо рукой и притянул к себе.
- Неужели? – усмехнулся я, чувствуя накопившееся напряжение. Тело отчаянно требовало разрядки. – А если я скажу нет?
- В твоих глазах мне предательски мерещатся дьявольские огоньки, - прошептала она, приоткрыв губы. – Уверена, ты прекрасно вольешься в нашу общину.
От этих слов я очнулся, словно от пощечины. И правда, осталось ровно три недели до истечения срока. На что я потратил прошедшие дни? Что успел сделать за прошедшее время? Что я буду вспоминать на том свете? И эта мысль, словно якорь, зацепилась в мозгу, заставляя взять инициативу на себя и целовать девушку. Исступленно. Отчаянно.
Я покрывал ее губы краткими поцелуями, постепенно спускаясь ниже, к шее. Кусал, ласкал, прямо как девушка пару минут назад. Мне было плевать, кто сейчас передо мной. Человек или двухсотлетний демон, это совершенно перестало иметь для меня значение. Я жаждал эту демоницу и сам же боялся себе в этом признаться, словно после откровения она растворится в моих руках. Но вот же она, передо мной, раскрывшая прекрасные губы в немой просьбе.