Оксана присела на корточки подле разворошённой кучи и принялась укладывать вещи в рюкзак. Пару минут спустя она подняла голову и посмотрела на Свету.
– Туфли, – пробормотала она, – и платья. Знаешь, сколько они стоят? Как три твоих зарплаты!
Света с уважением уставилась на туфли. Действительно, такую ценность разве бросишь! Вдруг её осенило.
– Слушай, я где-то читала, что раньше в Африке путешественники перед дальней дорогой закапывали бивни, а потом откапывали, вернувшись.
Глаза у Оксаны стали большие и испуганные.
– Ч-что, – она хрипло закашлялась, – к-какие бивни?
– Слоновьи, – разъяснила Света. – Эти злыдни настреляют слонов, бивни повырубят, а они тяжёлые, не унесёшь. Вот и зарывали в землю, а сами дальше шли слонов стрелять. Не все, правда, – и хорошие попадались: Ливингстон, например, или Стенли.
– То есть, ты предлагаешь закопать мои туфли и платья? А они не испортятся?
– Мы их в целлофан упакуем, не испортятся.
– А мы их потом найдём? – озаботилась Оксана. – А то помнишь, зарыли в сугроб шампанское под Новый год и нашли, когда снег растаял?
– Найдём, – успокоила подругу Света. – Мы тур сложим, пирамидку такую из камней.
– Ага, и напишем: здесь покоятся туфли Оксаны. – В открытой двери сарая стояла Юля.
– Молчи лучше! – рассердилась Оксана. – Где твоя обещанная тягловая ослиная сила? Можно подумать, ты не знала, что чемпионат мира по футболу начался, и все парни сейчас пиво пьют.
Юля махнула рукой.
– А! Догонят. Наши проиграют – и догонят. Я серьёзно: и платья твои выкопают, и туфли. Надо только хитрую записку оставить, чтобы поняли.
– Может, наши выиграют? – осторожно сказала Света, прекрасно осознавая всю нелепость такого предположения.
Девчонки противно захихикали, Света стушевалась, но сразу взяла себя в руки.
– Так, ты, – она посмотрела на Оксану, – прячешь в целлофан вещи, а ты, – уже Юле, – копаешь ямку. Я складываю тур. Пишем записку, прикалываем на дверь и выступаем, итак уже времени потеряли!
– И где я лопату возьму? – озаботилась Юля.
– В сарае, – разъяснила Света, – там есть, я видела.
– А целлофан? – тут же встряла Оксана.
Света зарычала.
– Пакеты возьми.
– А…
– А где камни взять – моя забота!
– Но…
– Или День рождения будем праздновать здесь. В туфлях и платьях.
Все молча принялись за работу.
Впереди шла Оксана, следом Юля, Света была замыкающей. Время от времени она сверялась с GPS и пыталась подсказывать Оксане направление. Та, в свою очередь, двигалась по тропе, которую они отыскали, едва миновали последние редкие сосны, и игнорировала советы. Показания прибора и направление тропы отчего-то не соответствовали друг другу и, в конце концов, Света сдалась, спрятала в рюкзак электронную игрушку, здраво рассудив, что лучше спокойно следовать проверенному путниками маршруту, чем лезть на отвесную скалу, как призывала GPS.
Через два часа сделали первый привал, ещё через два – второй. Света начала было ворчать, что это непозволимая роскошь, и привалы устраивают через четыре часа, но девчонки взбунтовались вплоть до увольнения. А Юля начала угрожать, что отменит День рождения и прекрасно проживёт ещё один год двадцатишестилетней. Пришлось подчиниться.
Постепенно груз, подъём и взятый темп убили охоту любоваться окрестностями. В основном, глядели под ноги. Поначалу Оксана бойко щелкала фотокамерой, снимая величественные снежные шапки, отвесные серые скалы и каменистые россыпи, но вскоре махнула рукой и шла, изредка окидывая угрюмым взглядом окружающие красоты. Юля вообще не поднимала голову после первого привала; до Светы временами доносились её слова: «Раз шажок, два шажок», и снова: «Раз шажок, два шажок».
Тропа выровнялась, она уже не вела вверх, а тянулась узкой каменной лентой посредине крутого скалистого склона, огибая гору с севера – слева, по словам Юли.
Оксана остановилась, подняла на лоб чёрные очки и оглянулась на Свету. Пот градом катился по лицу, несмотря на прохладный ветер.
– Далеко ещё?
– Обогнём гору, спустимся в седловину и будет подъём на пик. Там и отдохнём.
– На пике?
– В седловине. Идём, пока погода хорошая.
А погода начинала портиться. Солнце упрятали серые облака, и когда девушки выбрались к обещанной седловине, небо затянула серая хмарь, и в окружающем мире остались всего два цвета: грязно-белый и тёмно-серый. И в этой грязной серости проступали колоссальные стены, вернее настоящие отроги, тянувшиеся к небу изломанными горбами, заворачивающиеся кольцом и снова сходящиеся, но не до конца, оставляя между собой нечто вроде снежного ущелья. Внешние склоны были не видны, а внутренние казались пологими, будто стёсанными огромным зубилом. Словно расстёгнутый ворот гигантской каменной рубахи неведомого великана с морщинами-складками и белым галстуком снега.