Бедствию все это было известно потому, что он наблюдал. Всегда наблюдал, до самого конца. Лишь когда последнее, действительно последнее живое существо было уничтожено, их работа считалась выполненной.
И да… в этот раз, на этой планете все было совсем иначе.
Все пошло не по плану с самого начала; наблюдение очень скоро обросло неожиданным интересом, интерес перерос в симпатию, а симпатия — в нежелание уничтожать этот мир. Его появление, так же, как и появление других Предвестников, не сопровождалось жатвой душ, как того требовал протокол.
Но Бедствие вполне искренне не видел смысла в уничтожении этого мира. Ему казалось, Земля прекрасно балансирует на тонко-острой грани, ровно посередине. Энтропии тут было предостаточно — но немало было и полезных действий. Колебание чаши весов всегда оказывалось слишком незначительным, все время крутясь вокруг цифры в пятьдесят процентов — недостаточно, чтобы пробить верхний потолок и вынудить его запустить протокол уничтожения. Он не смог принять решение быстро, а потому задержался, чтобы понаблюдать… Ну и пошло-поехало.
Когда впервые появилась Отчаяние, он поначалу испугался; но сестра с готовностью выслушала его и тоже наблюдала. И тоже, о чудо, пришла к похожим выводам. Не было достаточных аргументов, чтобы подвергать этот мир Апокалипсису. А может, просто они оба были дураками?..
Но вот пришла и Скорбь — а Апокалипсис все не наступал. Сестра держалась особняком, но, к удивлению, тоже не спешила переубеждать старшего брата…
В голове Предвестника будто щелкнул какой-то рубильник. Прозрение пришло так внезапно, что он затянулся слишком глубоко и закашлялся, не успев утилизировать дым.
В самом деле, нельзя было предположить, чтобы Творительница всего сущего оставила без внимания такое… вопиющее неповиновение. Потому ничего удивительного, что она бросила ему под колеса Апостола. Но ее власть, казавшаяся безграничной, все же не могла в полной мере достигнуть каждого отдаленного плана, и уж тем более не могла бы призреть каждое живое существо. Потому надежда оставалась. Надежда ведь умирает последней, как говорят люди.
Приняв решение, Бедствие заспешил обратно в дом. В конце концов, сейчас печати на нем были крепки — казались крепкими, по крайней мере. Он долго не поглощал душ, испытывал, можно сказать, некоторый голод — но внутри него было сплавлено так много чужого опыта, эмоций, чувств и ощущений, что он считал себя обязанным хотя бы попытаться достучаться до еще одной живой души. Очень-очень важной души.
Йозеф ожидал его внизу; некромант сидел в углу, закопавшись с головой в книги. На столе перед ним стоял ноутбук, и свет экрана отражался от глазного дна.
— В-вы вернулись, — брякнул некромант испуганно, резко вскидывая голову.
— Я попробую сделать, как ты сказал, — пробормотал Бедствие не очень уверенно. — Вступить в контакт с душой. Что насчет тебя? Нашел что-нибудь?
Мужчина неопределенно покачал головой.
— Есть имена Апостолов, но… я сравнил несколько источников, и они везде разные. Много различных канонов…
— Дай хоть какие-нибудь, я посмотрю, — Предвестник вытянул руку, и некромант вложил в нее книгу в потертой обложке. — Бартоломей, Матей, Яков… Да уж.
Впрочем, взгляд задержался на одном из двенадцати имен чуть дольше, чем на прочих. Он прочел его несколько раз, прочитал в обратном порядке, но все же что-то ему казалось неправильным.
— Ладно, — он вернул книгу Йозефу и скрестил руки на груди. — Так как мне связаться с душой?
— Вы уже связаны, — пояснил некромант терпеливо. — Как убитый и у-у…
— Да-да, я понял, давай к практической части, — буркнул Бедствие нетерпеливо. — Что именно я должен делать?
— Для начала нужен зрительный и тактильный контакт, — некромант поднялся и засеменил к каменному погосту; Предвестник двинулся вслед, отставая на пару шагов. — Посидите с ней рядом, господин, возьмите ее руку. Эхо ее души по-прежнему здесь, и оно сопровождало вас все это время — вас и собственное тело. Она, должно быть, зла, расстроена или печальна; а может, наоборот, рада — не знаю. Попробуйте разглядеть эти чувства в ее глазах, или услышать ее шепот либо дыхание где-то поблизости.
Все это показалось ему сущим бредом, но Бедствие послушался. Примостившись на край пьедестала, рядом с телом, взял ледяную руку женщины в свои; некромант запалил свечи по обе стороны ее головы, и огненные блики заплясали по ее безжизненному лицу, придавая ему еще более неестественный вид.