— Успеешь еще вынести нам мозг, окей? — вновь заговорила Отчаяние, с трудом сдерживая раздражение. — Я тебе скину геометку, переноситесь туда. Мы на машине, будем где-то к вечеру. Ну все? Чмоки-чмоки, стерва, увидимся! — она отключилась, раздраженно забрасывая телефон в бардачок. — Тьфу, как же она меня бесит. Нужно перекурить.
Достав сигарету, Дебс приоткрыла окно, впуская немного ветра вперемешку с дождем.
— Ай, черт, метку ей не скинула, — забубнила сестра себе под нос, снова извлекая телефон. — Слушай, что, если она не найдет Сола? Мне придется идти за ним самой?
— Видимо, да, — вздохнул Бедствие, бросая сочувственный взгляд на Отчаяние. — Прости за такой геморрой, Дебс. Но…
— Да-да, я знаю, печати, не трать мое и свое время, — отмахнулась она пренебрежительно. — Тем более, хочешь сделать хорошо — сделай сам, как говорят люди. Поищу его сразу, хотя бы примерно определю, где он сейчас. К тому же, у меня еще есть кое-какие незавершенные дела. Но не начинайте все самое интересное без меня, лады?
— Будем ждать тебя, сколько потребуется, — заверил ее Предвестник. Успокоенная, Дебс кивнула брату, подмигнула Апостолу и испарилась фиолетовым туманом, даже не докурив.
Йона тихо ойкнула, втянув голову в плечи и прижав игрушки к груди.
— Напугалась? — улыбнулся Скотт, поглядывая на девушку через зеркало заднего вида.
— Просто удивилась, — затрясла головой Йона, приводя в еще больший беспорядок свои спутанные волосы. — Ты тоже так можешь?
— Сейчас — нет, — хмыкнул Бедствие. — И поверь мне, это к лучшему.
— Из-за печатей, о которых Дебс говорила? — догадалась Йона. — Они сдерживают твою силу… Предвестника?
— Все так, — кивнул он, сосредоточившись на слабо освещенной дороге.
— Тебе… плохо от этого, Бед… м-м… Скотт? — кажется, ей некомфортно было звать его этим ненастоящим именем, но Йона помнила о словах Отчаяния.
— Плохо? Мисси, от этого хорошо всем, — он подчеркнул последнее слово, плавно утопив педаль газа — дорога располагала своей пустотой. — И мне, и вашему миру. И тебе, например. Я сбил тебя насмерть, когда ослабла всего лишь одна печать из семи, — напомнил он упавшим голосом. — Поверь, я этим не горжусь.
Девушка промолчала, уткнувшись носом в ворсистое пузико игрушки; Предвестник тоже не спешил продолжать, давая ей возможность сформулировать дальнейшие свои вопросы. Не сомневался, что их припасено еще много.
— Я не об этом спрашивала, — пробормотала Йона наконец. — Ведь это же твоя сила, и она скована… как бы объяснить? Разве это не ощущается тяжело? Как будто на тебе наручники или типа того…
Почему-то это предположение его повеселило; Бедствие позволил себе засмеяться, а затем, стрельнув хитрым взглядом на девушку позади, вдруг спросил:
— А если даже и ощущается, что тогда? Что тебе даст эта информация? — с лица Предвестника не сходила хитрющая улыбочка.
— Не знаю, — честно отвечала Йона, наминая бока ламантину, а жирафа пока оставив в стороне. — Просто хочу помочь. Облегчить это. Не знаю, как. Не спрашивай.
Он шумно выдохнул и покачал головой, не в силах сдержать улыбки — но не хитрой, а благодарной и самую чуточку печальной.
— Ты слишком добрая, Йона, — пробормотал Бедствие, и в его голосе звучала нежность, непонятная ему самому. — Но, на самом деле, это не плохо. Просто… непривычно, наверное. Но — я привыкну. А ты оставайся такой, какая есть.
Бедствие почувствовал затылком ее взгляд — обескураженный и переполненный благодарностью. Девушка тихонько фыркнула, пряча порозовевшее лицо за тельцем игрушки.
— Я могу тебе сыграть, — пробубнила Апостол, поднимая на него глаза цвета морского прибоя. — Как думаешь, это сойдет за «помощь»?
— Вполне, — Предвестник энергично закивал, не в силах сдержать улыбку. — В доме есть пианино, если все осталось по-старому.
— Дам тебе послушать кое-что собственного сочинения, — приосанилась Йона. — Никто еще этого не слышал, кстати. Будет эксклюзив.
— Используем, как наш первый сэмпл? — подхватил Бедствие, добродушно усмехаясь. — Придумала уже, как группу назовем?
— Ага, придумала! — объявила с гордостью Йона, беря в руки обе игрушки и соединяя их мордочками. — Апостолы Апокалипсиса.
IX
Ночь уступала утру — будто нехотя, не желая отдавать подконтрольный ей мир, погруженный во тьму. Но возвращение яркого диска было неизбежно; лениво выплывая из-за горизонта, солнце одевалось в дымку дождевых туч, будто желая прикрыть свое сияющее великолепие, слишком ослепительное для глаз смертных.