Причем именно индустрия уже была отлажена. Отдельной тусовкой стояли «утюги», у которых можно было набраться вещей, и отдельной колонной шли неформалы, скрывающиеся в подмосковных лесах на филофонических толпах. Я уже сейчас и не припомню, кто меня подбил посетить сие действо, может, Леша Фролов, а может, «киссоман» Мариевский, но как раз плакатная тема и подобие подростковой предприимчивости привели меня на платформу, где я впервые увидел неформалов уже в иных количествах и удивился. Причем все это умилительно шифровалось и работала «цыганская почта», но выглядели-то эти люди совсем не по-советски, и скрывать подобные сборы было по крайней мере наивно. Одно дело, когда один или два металлиста или панка, а здесь – целые толпы, явно загруженные непонятно чем, удалялись на электричках в неизвестном направлении…
М. Б. Конспирология не работала; торговля и обсуждение происходили уже в поездах. Вещи вещами, но главными были все-таки не музыка и, как бы теперь сказали, мерчендайзинг, а именно дух свободы и его открытая демонстрация. Конечно, все это базировалось на общих положениях, которые вслух не озвучивались, но подразумевались сами собой. Изначально человек, соприкоснувшись с неприятными для себя вещами, устраивал переоценку прежде всего собственной системы ценностей, которая занимала где-то промежуточное состояние между жесткой уличной советской субкультурой и мирком утюжьего предпринимательства. Формировался вполне определенный личный кодекс поведения, основанный на смеси жесткого, но ироничного отрыва, предприимчивости и артистизма; уже потом, при слиянии с себе подобными, эта система ценностей шлифовалась сообща, оснащалась передовой модной информацией и в таком виде выставлялась на общественное обсуждение и заведомое порицание.
П. Ф. Да, как-то сама собой сформировалась прослойка; достаточно узкая, но по активности превосходившая остальные. Наркотики и наркоманы презирались, к тому же на тот период этот вид самоуничтожения и забытья был уделом системных хиппи и полууголовных торчков, с которыми расходилось и внутренние позывы, и внешняя атрибутика. Эта прослойка попадала под определение «чем чуднее, тем моднее», как часто обозначали наши мамы. Но понятие стиля было очень четким, несмотря на то, что тусовки и начавшиеся выезды на концерты были совместными. Атрибутика металлистов все-таки была несколько американизирована, и «утюги» частенько отоваривали неформалов кроссовками «Нью Бэленс» черного цвета, майками «Скрин старс» и «Хенс» и черными кедами «Конверс», за которыми просто охотились, и доставались они единицам. В Тушино было всего два человека, которые были счастливыми обладателями черного шузняка. Ну и, конечно же, джинса и футболки, в массе своей американские. Причем как-то сразу вошли в моду именно жилетки, рукава у джинсы беспощадно отрывались, а джинсы, как говорится, пилились, чтобы придать всему внешнему виду пренебрежительный оттенок. Все как-то пытались героизировать образы, доходившие со страниц журналов, возможно, таковыми в жизни не являвшимися; но нам, подросткам, хотелось, чтобы они были героями не меньше, чем Гагарин. Лучше было выглядеть как Лемми, чем как Ленин.