Еще за год до этого мы знали, что в Лужниках собираются рокеры и ездят по ночам в Шереметьево, где работало практически единственное круглосуточное кафе. Пельменные работали максимум до часу ночи, а в «Шарик», который работал до четырех утра, мы ездили знакомиться. Если металлисты и панки все-таки были хаотичными объединениями, то байкеры, которых тогда называли исключительно рокерами, представлялись нам какой-то суровой тоталитарной сектой. Причем дети зажиточных родителей, так же как и утюги, завидовали бесшабашности тусовки: были они вроде при деньгах, а как их потратить, не знали – а вокруг несся угар без каких-то денежных вложений, и, конечно, «жаба их придавливала». Такие люди всегда хотели быть рядом; их держали на расстоянии, но помощь их принимали. Возили нас такие персоны на своих копейках в Шереметьево. Сами мы пересесть на мотоциклы особо не хотели, и тому были причины. Во-первых, во все, что происходило на улицах города, можно было вписаться только пешком, уличные потасовки к этому располагали. Да и не везде можно было на мотоциклах попасть, хотя были отдельные безбашенные случаи катаний по тротуарам и переходам. Мы ходили пешком, и была пара забавных случаев, когда стиль выдерживался так четко, что многие центровые утюги путали нас с иностранцами и часто, подбегая к нам где-нибудь на Красной площади, интересовались каким-то обменом. Мы об этом всерьез не думали, но признание от иных субкультурных граждан своей «иностранности» было приятным и говорило о том, что нужный уровень соответствия стилю взят.
Этот же период был урожайным и на концерты, и на события. Ряды четко инфильтрировались по внешнему виду, а когда начались бои с люберами и косившими под них, костяк тусовки выкристаллизовался. Даже те, кто ездил из Тушино, псевдоутюги, которые очень любили рассказывать на местности, что вот, мол, они тусуются с центровыми неформалами, совершив какие-то малодушные поступки, отшивались раз и навсегда. Часто такие люди апеллировали: «Ребята, я же одет так же как вы, весь в 501-ом и на «балансах», в чем же дело?» На что ему обычно говорилось: «Но этого же мало, ты хотя бы порви свои «ливаи» что ли». И если человека «душила жаба» из-за вещей, то больше его не воспринимали всерьез. Больше ценились такие, возможно, невзрачные и отнюдь не богатырски сложенные персонажи, как Андрей Орлие, который ни разу не отступил в драке и никого не подставил. Такой тип людей как раз и проявился в период уже «постреволюционный», уже на иных поприщах, сохранив внутреннюю цельность и преуспев в делах.
А тогда наше бунтарское реалити-шоу с уличными ежедневными, если не сказать ежечасными, потасовками чередовались концертами и толпами, на которые прибывали новые и новые партии неформалов. На таких вот концертах мы оценили ситуацию, когда первые три ряда занимала секта почище лужниковской, состоявшая из стилистически выдержанных здоровых пареньков с одинаковыми нашивками и бритыми, в отличие от волосатых металлистов, затылками. Выглядело это все достойно, и мы стали приезжать на «Кузню», постепенно наращивая контакт с Black Aces и остальными ребятами, тусовавшимися там. Так формировался костяк, и попасть в него могли исключительно по рекомендации от людей, уже где-то себя проявивших. Я, благодаря своей комплекции и тому, что постоянно водил за собой людей, прошел тестирование легко, но ответственность за приведенных лежала все равно на мне. Саша Дубина влился в тусовку так же легко и по тем же причинам: за ним стояли перовские «Бермуды». Ваши гольяновские и Преображенские тоже рядом бились. Причем персонажам типа Сруля и Жени Круглого любые чудачества сходили с рук. Саша Хирург, открывший вместе с Лешей Блиновым в 86-м году клуб почитателей тяжелого рока «Витязь», тоже собирал вокруг себя людей; причем уже тогда у него был четкий ответ по поводу своей деятельности. Мол, нам медведь наступил на ухо, поэтому мы не можем заниматься музицированием, но нам это все нравится, и мы будем все это дело охранять от гопоты. Хирург проявлял небывалую активность в боях и как стратег, и как консолидатор наравне с Гариком и Русом, обладавших немыслимой харизмой. Поэтому на какой-то период люди, сплотившиеся вокруг его фигуры, получили нарицательное имя «Хирургия», и под таким лейблом вошли в историю восьмидесятых. Даже несмотря на то, что он все время опаздывал на стрелки, и все стебались, что, мол, он долго не мог выбрать, какие перстни на какой из пальцев надевать.