П. Ф. Я не знаю, как это проецировалось в голове у Хирурга, но политика некоего сепаратизма действительно была; хотя все было общим – и связи, и знакомые. Тогда же, кстати, и произошло переименование «рокеров» в «байкеров», как бы отделяя Русовскую и Эдуардовскую тему от новых событий. И делить-то особо было нечего, но уже был устав и внутренние правила клуба, которым все четко подчинялись. Тем более, что на какой-то период Хирург с Пиратом уехали в Германию, а Тема со Шведом – в Америку, и организационный контроль осуществлял Сазонов, но он не потянул.
М. Б. Мы тоже отделили свою историю от панков нового поколения. Только сделали это более эстетично, обозначив «говнопанком» все, что было после нас, дабы последующие поколения не путали эти понятия…
П. Ф. Революцию большинство неформалов застало на баррикадах. Тогда мне позвонил Саша и поставил в известность, что в государстве переворот, и что нам как-то надо не остаться в стороне. И мы попали как раз на первый вход, где выступали «Моральный кодекс» и «Коррозия металла». Выступал Ростропович, и Ельцин с грузовика озвучил свои тезисы. Все были в эйфории, и если бы тогда кто-нибудь отдал команду стрелять на поражение, полегли бы все непуганые идиоты и зеваки. Но была ситуация полного безвластия, и люди просто брали то, что само падало им в руки, до конца не веря и не осознавая, что происходит. Единственное, что я понял тогда – если рок-концерт проходит возле первого подъезда Белого Дома, то в стране начинается анархия. Так оно, в общем-то, и было. Начался хаос и бандитский передел, и эта общность сыграла свою положительную роль. При этом я сейчас могу отметить, что менялось время, президенты, ментальность, но те люди, которые активно участвовали в событиях восьмидесятых, остались такими же интересными самобытными личностями, с тем же творческим потенциалом и не менее активными по жизни. Многие реализовались в различных областях, и сейчас, как минимум, на виду.
А тогда, в период перемен, происходило что-то невообразимое. Конечно, многие неординарные тусовочные деятели были привлечены для работы с новой властью. Но Москва стала открытым городом, где началась откровенная вакханалия нахлынувших потоком нуворишей. Кто бы мне мог сказать, что Татьяна Овсиенко будет петь на одной сцене с «Назаретом» в Кремле! В восьмидесятых я точно набил бы ему морду. А сейчас этому абсурду сложно удивляться потому, что в шоу-бизнесе творится такое, что здоровыми мозгами не понять. Тогда этот процесс только начинался; за тусовочными людьми шли простые граждане, да и неформальными связями были опутаны все этажи андеграунда. Но уже к 93-му году этих социально активных персонажей потихоньку начинали выпихивать бюрократы и проходимцы. По-другому и не могло быть: люди в глубине души придерживающиеся старых моральных устоев, были неконкурентны по сравнению с интриганами, у которых не только старой, но и вообще никакой системы ценностей не присутствовало. Только жажда сиюминутной наживы и желание порулить, что, кстати, активно пропагандировалось, и, как мне кажется, горькие плоды этой пропаганды мы до сих пор пожинаем.
С момента официальной регистрации клуба мы были наиболее яркой и засвеченной группой в городе. Был взят курс на публичную засветку, и про клуб были написаны тонны прессы. Писали всякое, порой абсолютно провокационную бредятину. Так было в случае с Богданом Титомиром, когда до момента введения жилетов многие члены клуба ходили с волчьими хвостами, вдетыми в погон – и Боня тоже делал нечто подобное, но потом перестал. Пресса подала это в статье «Жарко было в Макдональдсе» как некое избиение Титомира «Ночными волками», хотя это был бред чистой воды. Был эпизод возле Патриков, когда один из его танцовщиков получил в бубен, причем за дело. Но тот разгул свобод вел к комсомольской безответственности в прессе; клуб стали демонизировать, разрывая остатки связей между тусовкой и клубом. Вся эта «комса», которая заигрывала с тусовками и фотографировалась на фоне неформалов, в скором времени ринулась рулить СМИ, банками и предприятиями. И стала отмежевываться от тусовщиков, иногда просто спецом давя все свои старые неформальные связи. Сейчас мы можем сказать, что восемьдесят процентов этих людей погорели на собственной жадности и недальновидности. Многие, нажив каким-то образом денег, вились вокруг клуба и, теша свои подростковые комплексы, пытались купить себе дружбу и внимание.